Харлан Кобен - Один неверный шаг

— Мне стали звонить по телефону, — наконец произнесла Брэнда. — Все больше по ночам. Один раз заявили, что если не найдут отца, то изобьют меня до полусмерти. Вскоре позвонили снова и сказали, чтобы я не вздумала менять отца на другого менеджера, а то мне будет плохо. Такого рода угрозы… — Брэнда замолчала.

— Есть идеи относительно того, кто мог вам звонить?

— Нет.

— А мысли по поводу того, кому и зачем понадобилось разыскивать вашего отца?

— Нет.

— А по поводу причины его исчезновения?

Она покачала головой.

— Норм что-то говорил относительно преследующей вас машины.

— Насчет этого ничего не знаю.

— А голос в телефонной трубке… — поинтересовался Майрон. — Он всякий раз один и тот же?

— Не уверена.

— Мужской, женский?

— Мужской. Говорил белый. По крайней мере мне так показалось. Из-за особенностей тембра и манеры произношения.

Майрон кивнул.

— Хорас играл в азартные игры?

— Никогда. Вот дедушка — другое дело. Все спускал на тотализаторе. Впрочем, у него не так много и было. Но отец ни к игорному столу, ни к окошку тотализатора и близко не подходил.

— А деньги он в долг брал?

— Нет.

— Вы уверены? Ваше образование, несмотря на дотации для малоимущих, стоило, должно быть, не так уж дешево.

— Я с двенадцати лет на стипендии.

Майрон снова кивнул в знак того, что принимает ее слова к сведению. Впереди по тротуару толчками, словно заводной манекен, двигался странный человек в трусах от Кельвина Кляйна, разноцветных и разностильных лыжных ботинках, и высокой меховой шапке в русском стиле — вроде тех, что можно увидеть в фильме «Доктор Живаго». Никакой другой одежды на нем не было. Ни рубашки, ни брюк. В руке он держал коричневый бумажный пакет, причем сжимал его с такой силой, словно этот предмет помогал ему передвигаться по улице.

— Когда начались звонки? — спросил Майрон.

— Неделю назад.

— С тех пор как исчез ваш отец?

Брэнда кивнула. Ей было что сказать по этому поводу. Майрон заметил это по выражению ее глаз. Но давить не стал. Молчал и ждал, когда девушка сама выскажется.

— В первый раз, — тихо произнесла Брэнда, — звонивший попросил меня позвать к телефону мать.

Майрон продолжал хранить молчание, ожидая, что она скажет дальше. Но когда стало ясно, что продолжения не последует, спросил:

— Вы позвали?

Брэнда печально улыбнулась.

— Нет.

— Кстати, где живет ваша мама?

— Не знаю. Не видела ее с тех пор, как мне исполнилось пять.

— Что вы имели в виду, когда сказали: «Не видела ее с тех пор, как…»?

— Именно это я и имела в виду. Она бросила нас с отцом двадцать лет назад. — Брэнда наконец повернулась к Майрону и посмотрела ему в лицо. — Кажется, вы удивлены?

— Боюсь, что так.

— А почему, собственно? Разве не помните, что половина парней, с которыми вы играли в баскетбол, жили в неполных семьях, потому что от них ушли отцы? Полагаете, матери не могут поступать подобным образом?

В ее рассуждениях, несомненно, имелось рациональное зерно. Однако, по мнению Майрона, она апеллировала скорее к логике, чем к чувствам, то есть не была твердо убеждена в том, что говорила.

— Значит, вы не видели ее с пяти лет?

— Совершенно верно.

— И не знаете, где она живет? Хотя бы в каком городе — или штате, если уж на то пошло?

— Не имею ни малейшего представления. — Брэнда старалась говорить ровным, лишенным каких-либо эмоций тоном.

— И никаких контактов за все эти годы?

— Так… получила от нее пару писем…

— А обратного адреса на конверте, случайно, не обнаружили?

Брэнда покачала головой.

— На конвертах стоял штамп одного из почтовых отделений Нью-Йорка. И больше ничего.

— Как по-вашему, Хорас знает, где она живет?

— Вряд ли его это интересует. Во всяком случае, за последние двадцать лет он даже имени ее ни разу не упомянул.

— Уточним: в вашем присутствии.

Брэнда согласно кивнула:

— Что ж, можно и так сказать.

— А может, тот тип, который вам звонил, имел в виду совсем другого человека? — предположил Майрон. — У вас мачехи, случайно, нет? Неужели все эти годы ваш отец продолжал жить в одиночестве, ни на ком не женился и ни с кем не сожительствовал?

— Вот именно. Лично я за прошедшие двадцать лет ни разу не видела его с женщиной.

В салоне машины снова установилось молчание.

— Интересно, кому могло прийти в голову спрашивать вас о матери после столь долгого ее отсутствия?

— Не знаю.

— А какие-нибудь мысли по этому поводу есть?

— Никаких. В течение последних двадцати лет она была для меня призраком. — Брэнда ткнула пальцем в ветровое стекло. — Поверните здесь налево.

— Не будете возражать, если я вставлю в ваш телефон «жучок»? На тот случай, если этот человек или люди снова позвонят?

Она покачала головой.

Майрон свернул в указанном направлении.

— Расскажите мне о ваших взаимоотношениях с Хорасом, — попросил он.

— Не стану.

— Только не подумайте, что я пытаюсь совать нос в ваши дела…

— Все это не так важно, как вам кажется, Майрон. Независимо от того, люблю я его или ненавижу, вам все равно придется его найти.

— Насколько я знаю, у вас имеется постановление суда, запрещающее ему к вам приближаться. Это верно?

Некоторое время она молчала, потом заговорила снова, но не о том, о чем спрашивал ее Майрон.

— Помните, как он вел себя на площадке?

— Как умалишенный. Но лучшего учителя, чем он, у меня, пожалуй, не было.

— И такого настырного и упрямого, не так ли?

— Что верно, то верно, — ответил Майрон. — Он постоянно вдалбливал мне в голову одну простую на первый взгляд мысль: избегать в игре красивости. Между прочим, это давалось мне очень непросто. Как и общение с ним в целом.

— Совершенно верно. А ведь вы были просто знакомый мальчик, который почему-то ему понравился. Теперь представьте, легко ли было мне, его родному ребенку, жить с ним в четырех стенах и ходить в его компании на площадку? Особенно если принять во внимание его сумасшедшую, какую-то болезненную любовь ко мне. Он боялся, что я уйду из дома и брошу его.

— Как мать?

— Да.

— Что ж, — сказал Майрон, — похоже, атмосфера у вас в доме была слегка удушливой.

— Удушающей! Вот какой она была. И не слегка, а по полной программе, — уточнила Брэнда. — Три недели назад наша команда проводила показательную игру в спортивном зале школы «Ист-Ориндж». Надеюсь, знаете, зачем это делается?

— Разумеется…

— Ну так вот: пара старшеклассников из толпы зрителей чересчур возбудились. То ли напились, то ли находились под воздействием наркотиков, то ли просто выпендривались. Точно не знаю. В общем, эти парни вдруг стали выкрикивать в мой адрес различные оскорбления.

— Какого рода?