Андрей Остальский - Английская тайна

Сашок запустил руку поглубже в портфель и извлек лупу с черной пластмассовой ручкой, видимо, когда-то отломавшейся и теперь подклеенной скотчем. Вслед за ней появились: коробка из-под CD (пустая) под названием «Песни старой Тувы», два прошлогодних номера газеты «Аргументы и факты — Здоровье» и один — сильно пожелтевший — «Морнинг стар». Затем он нащупал в портфельных глубинах нечто круглое, оказавшееся большим, давно, видно, остановившимся, слегка уже ржавым будильником. Сашок долго оторопело смотрел на него, потом отложил в сторону…

Снова запустил пальцы в портфель и не смог понять, что нащупал. Бумажки какие-то плотные или картонки… Оказалось, игральные карты — почему-то одной только черный масти: пики и трефы. И больше в портфеле ничего не было! Никакой статьи и никаких газет и журналов. Не наблюдалось ни книжки Романа Гари «Обещание на рассвете», ни китайского калькулятора, ни блокнота, ни любимого филофакса. Ну не мог же, в самом деле, Сашок, при всей своей рассеянности, забыть дома свои вещи и машинально набрать всей этой дряни!

То, о чем Сашок давно уже догадывался, теперь не могло вызывать никаких сомнений: портфель, конечно же, был чужой.

Только не паникуй, уговаривал себя Сашок. Думай. Какие надо сделать выводы? Первое. Молдавскую статью придется делать заново. Проявить чудеса концентрации, работоспособности и вдохновения, но успеть сдать ее вовремя. Потому как глупо надеяться на то, что в ближайшие минуты или часы появится, как чертик из коробочки, хрыч в телогрейке и скажет: «Ну что, здорово я тебя разыграл?» И при этом вернет правильный портфель вместе со статьей. Хотя и исключить этого тоже нельзя. Потому что очевидно уже, что подмена портфеля — розыгрыш, хотя и странный, может быть, даже безумный. По крайней мере, можно утешаться тем, что Сашку не подсунули ни взрывчатки, ни наркотиков, ни фальшивых денег. В общем, заключил Сашок, могло быть и хуже.

Тем временем он услышал, что в туалет кто-то вошел. Сашок застыл на своем жестком сиденье, крепко сжимая в одной руке ножницы, а в другой — будильник, боясь выдать свое присутствие. Вошедшая (или вошедший?) зашла-зашел в соседнюю кабинку, и Сашок, зажмурившись, выслушал все полагавшиеся в сложившихся обстоятельствах звуки. Потом кто-то долго мыл руки, потом сушил их. А потом голос Цветы неожиданно сказал: «Sasha? Are you there? Are you all right?» То есть: «Ты здесь, Саша? Все ли с тобой в порядке?»

От неожиданности Сашок уронил будильник, и тот — громогласно, оглушительно и торжествующе — зазвонил на весь туалет, на весь этаж, да что там этаж — по всему огромному «Сенчури билдинг» разносился этот трубный глас. Или так, по крайней мере, казалось несчастному Сашку, который лихорадочно нажимал на все кнопки и рычажки, торчавшие из древнего механизма. Но не тут-то было: будильник отказывался замолчать, звонил и звонил, трясясь в его руках, как какое-то очень сердитое живое существо.

А к туалету уже со всех сторон сбегались люди…

Все-таки непредсказуемые люди эти англичане. Сашок был уверен, что первый вопрос родственников после тягостного молчания будет: «И как же тебя в итоге извлекали из женского-то туалета?» или что-нибудь в таком же духе. Ехидное что-нибудь. Причем рассказывать было нечего, никак его, собственно, не извлекали; он вышел из кабинки сам, но с разорванным портфелем, огромными ножницами и старым ржавым будильником в руках. Причем проклятый механизм, сначала не подававший ни малейших признаков жизни, как раз перед этим упал на каменный пол, от сотрясения ожил и принялся невероятно громко трезвонить, переполошив весь «Сенчури билдинг».

Но говорить обо всем этом не было особого желания. Не хотелось вспоминать, честно говоря, как смотрели на него коллеги, особенно начальник — мистер Сингх. Когда он, Сашок, скрылся в кабинке женского туалета (а что было делать, когда мужской поставили на ремонт?), причем с портфелем и ножницами в руках, товарищи по работе все это прекрасно заметили и, можно не сомневаться, тут же принялись горячо обсуждать, дескать, не поехала ли крыша у нашего русского коллеги? А тут этот звонок, крики какие-то… Переполошились неизвестно почему… А что особенного, ну вышел из женского сортира, ну портфель разорвал, ну будильник зазвонил… С кем не бывает?

Всю дорогу домой Сашок репетировал, как он небрежно и уверенно расскажет домочадцам всю эту историю. Надо, думал он, сразу задать такой тон, чтобы неповадно было над ним смеяться. Никаких там ироний, английских тонкостей, когда вроде бы всерьез, но со скрытым в подтексте подтруниванием. Ну, например, Джон вполне мог бы сказать, причем сохраняя самую серьезную мину: «А будильник, будильник-то долго еще потом звонил?» (Кстати, всего-то две минуты шестнадцать секунд.) Вот хорошо бы без всех этих англосаксонских штучек.

Но обошлось без штучек. Или уж они были такими тонкими, что Сашок их не просек. А что непонятно, то и не обидно. Вообще Сашок сразу избрал правильную тактику: придя с работы, не стал пытаться проскользнуть незамеченным, а — как в омут с головой — шагнул прямо в гостиную, как был, с разорванным портфелем в руках. Невозмутимо вытерпел все полагающиеся возгласы: «What’s wrong?», «What’s happened?», «Have they beaten you up?», «We did warn you, there are pick-pockets at London Bridge!», «Or was it one of those ghastly sea-gulls?» То есть: «Что случилось?», «Тебя что, побили»? «Мы же тебя предупреждали: на «Ландон Бридж» орудуют карманники!», «Это что, одна из этих гадких чаек на тебя напала?».

Причем в голосах домочадцев, надо отдать им должное, звучало вполне правдоподобное участие к судьбе его, Сашка, и чуть менее натуральное равнодушие к материальной судьбе портфеля. И никакого недоверия к его рассказу внешне, по крайней мере, выказано не было. А ведь Сашок и сам-то себе почти не верил, когда рассказывал, как по дороге на работу его разыграл (теперь-то понятно, что разыграл, а поначалу вообще всякие ужасы приходили в голову) какой-то хмырь, который подсунул ему точную копию его, Сашкового, портфеля, морочил голову детской считалкой, а потом сбежал. Сашок сначала вообще не врубился, думал, у портфеля просто замок заклинило. И ему надо было срочно его открыть, чтобы разобраться…

— Извините, Джон, клянусь, просто другого выхода не было, пришлось вырвать замок с корнем. Ведь эта статья — про молдавский текстиль, сегодня же был последний день, если она не была бы сдана вовремя, это была бы просто катастрофа… мистер Сингх даже мог меня уволить, с него станется, — бормотал Сашок.

Он поначалу старался не особо смотреть на родственников, боясь, что, разглядев недоверие в их глазах, непременно собьется, покраснеет и будет выглядеть еще большим дураком. Но вот монолог закончен, и что же? Сашок осторожно поднимает глаза и видит очень серьезное лицо тестя, расстроенное лицо тещи и взволнованное, с расширенными глазами — Анны-Марии. Но противных вопросов, с подковыркой, почему-то нет. Ничего не скажешь, умеют англичане лицемерить! Наконец Джон откашливается и…