Линкольн Чайлд - Две могилы

В определенном смысле, хотя лейтенант и не желал в этом признаваться, он был доволен новым заданием. Капитан поручил расследование именно ему, назначил руководителем группы. Это было его преступление, можно сказать, его дитя.

Подходя к зданию с известным изречением над парадным входом: «Taceat colloquia. Effugiat risus. Hic locus est ubi mors gaudet succurrere vitae» [24] «Оставьте разговоры. Прекратите смех. Вот место, где смерть охотно помогает жизни» (лат.). , д’Агоста подумал о том, какие позитивные изменения произошли в его жизни. Душевные раны полностью зажили, отношения с Лорой Хейворд постепенно налаживались, бывшая жена больше не мешала регулярно видеться с сыном, а дисциплинарные взыскания и неблагонадежный послужной список остались в далеком прошлом. Единственной нерешенной проблемой оставался Пендергаст и поиски человека, похитившего его супругу. Но уж кто-кто, а агент ФБР мог сам позаботиться о себе.

Мысли лейтенанта вернулись к предстоящему делу. Это был не просто шанс, а знаменательная веха в его карьере, начало нового этапа. Возможно, первый шаг к званию капитана.

Размышляя таким образом, он прошел по центральному коридору, показал дежурной медсестре свой жетон, зарегистрировался и направился в кабинет 113. Он набросил медицинский халат, затем открыл дверь и убедился, что, как всегда, превосходно рассчитал время появления.

Расчлененный труп лежал на каталке. На другой находились отделенные части тела, выложенные с военной точностью, а также пластиковые контейнеры с различными внутренними органами, удаленными при вскрытии.

Судмедэксперт подержала в руке последний из таких объектов — печень — и поместила ее в контейнер.

Рядом с трупом стояли двое других членов только что созданной следственной группы: Барбер, следователь из полицейского участка, в котором произошло преступление, и парень из отдела по выявлению скрытых отпечатков, со странной фамилией, которую лейтенант никак не мог запомнить. Барбер находился в обычном для себя хорошем настроении, наблюдая за происходящим с выражением детского удивления в карих глазах. У парня из отдела — черт возьми, как же все-таки его зовут? — был вид человека, знающего больше всех. Оба они ужасно раздражали д’Агосту, не выносящего этих тошнотворных подробностей. Как они умудряются сохранять спокойствие?

Лейтенант старался подолгу не задерживать взгляд на неприятных деталях и, пока это удавалось, чувствовал себя довольно сносно: утром, к неудовольствию своей подруги Лоры, он отказался от любимого завтрака — французских тостов, а также от апельсинового сока и даже кофе, ограничившись стаканом итальянской минеральной воды.

Д’Агоста кивнул коллегам, шепотом поздоровался. Судмедэксперта, диктовавшую в микрофон результаты вскрытия, он не узнал. Разглядеть ее как следует пока не получалось, но лейтенант не мог не признать, что она молода и красива, хотя держится слишком напряженно.

— Доктор? Я — лейтенант д’Агоста, руководитель следственной группы, — представился он.

— Доктор Пиццетти, — ответила она. — Ваш новый судмедэксперт.

Итальянка. Это доброе предзнаменование. А слово «новый» полностью объясняло ее нервозность.

— Когда у вас появится возможность, введите меня в курс дела, доктор Пиццетти, — попросил он.

— Конечно.

Она начала собирать вместе части тела, диктуя последние выводы. Тело лежало на каталке, будто небрежно собранный пазл, и судмедэксперт выровняла плохо прилегающие фрагменты, перемешанные во время вскрытия, возвращая останкам человеческую форму. Закрепила крышки на еще открытых контейнерах. Затем ассистент что-то сказал ей низким голосом и передал длинный, зловеще выглядевший шприц.

Дагосте едва не сделалось дурно. Что это за штуковина? Он ненавидел иглы.

Пиццетти склонилась над головой трупа. Череп был уже вскрыт, мозг удален. Разве этого недостаточно? Что, черт возьми, она собирается делать?

Она протянула руку, открыла пальцами глаз убитой женщины и вставила в него иглу.

Д’Агосте нужно было поскорей отвернуться, но он не успел, и вид иглы, погружающейся в ярко-голубой немигающий глаз, подействовал на него самым неприятным образом. Обычно образцы глазной жидкости берут в начале вскрытия, а не в конце.

Он притворился, будто бы закашлялся, отводя глаза в сторону от неприятного зрелища.

— Мы почти закончили, лейтенант, — сообщила Пиццетти. — Просто нам понадобился еще один токсикологический анализ. Первого оказалось недостаточно.

— Хорошо. Никаких проблем.

Она выбросила иглу в мешок для мусора и передала заполненный желтовато-оранжевой жидкостью шприц ассистенту. Затем выпрямилась и оглянулась. Стянула с рук перчатки, выбросила их в тот же мешок, сняла маску и микрофон. Ассистент протянул ей планшет.

Она все еще была напряжена. Сердце д’Агосты смягчилось: молодой, начинающий врач, вероятно, первое самостоятельное вскрытие, волнуется, как бы не наделать ошибок. Но, судя по тому, что он видел перед собой, работа была выполнена отменно.

Пиццетти начала монотонно перечислять данные: рост, вес, возраст, причина смерти, особые приметы, старые травмы, состояние здоровья, перенесенные болезни, патологии. Голос у нее был приятный, хотя все еще несколько нервный. Парень, занимающийся отпечатками, делал пометки в блокноте. Д’Агоста просто слушал, полагаясь на память; при записи он порой пропускал важные подробности.

— Смертельной была только одна рана — в горло, — говорила Пиццетти. — Частичек ткани под ногтями не обнаружено. Токсикологический анализ дал отрицательный результат. Никаких признаков борьбы.

Она продолжала подробно описывать глубину и особенности структуры раны, угол удара. «Это был хорошо подготовленный, умный убийца», — думал д’Агоста, слушая рассказ о том, как эффективен был удар ножом с обоюдоострым лезвием длиной приблизительно в четыре дюйма, как быстро вытекла кровь.

— Смерть наступила не позднее тридцати секунд после удара, — закончила Пиццетти. — Остальные повреждения нанесены уже безжизненному телу.

Она на мгновение прервалась.

— Тело было расчленено при помощи пилы «Страйкер», возможно точно такой же. — Она указала на подставку с инструментами, стоявшую возле трупа. — Клиновидное лезвие пилы приводится в движение сжатым воздухом. Она специально предназначена для разрезания костей, но немедленно прекращает работу, соприкоснувшись с мягкой тканью. Такая конструкция инструмента необходима для того, чтобы не допустить распыления кости или жидкости. Тот, кто им воспользовался, должен быть специалистом. Очень опытным.

Она снова сделала паузу.

Д’Агоста откашлялся. Ком в горле не провалился ниже, но, по крайней мере, больше не грозил вырваться наружу.