Дастин Томасон - 21.12

— Что новенького в мире? — спросил Стэнтон.

Монстр оторвал взгляд от монитора своего компьютера. Он был одержим просмотром новостных сайтов в Интернете, и поэтому, если не работал в своем салоне татуировок или не развлекал туристов вместе с группой других забавных личностей, называвшейся «Шоу чудес Венецианского пляжа», его всегда можно было застать здесь — за написанием комментариев в политических блогах.

— Помимо того что всего через две недели галактическое противостояние поменяет местами магнитные полюса Земли и мы все погибнем? — спросил он.

— Да, не считая этого.

— Тогда нас ждет чертовски приятный денек.

— Как твоя подружка?

— Полна энергии, как всегда, спасибо.

Стэнтон направился к двери со словами:

— Если еще будем живы, увидимся завтра, Монстр.

Свое «Черное золото» он допил на улице, а потом вместе с Догмой двинулся дальше на юг. Сто лет назад табачный магнат Эббот Кини решил создать здесь копию знаменитого итальянского города, и целая сеть каналов протянулась на многие мили вокруг. Теперь же практически все эти водные пути, по которым местные гондольеры когда-то катали публику, стали обычными мостовыми, улицами, где разместились спортзалы с сомнительной репутацией из-за применения стероидов, грязноватыми продуктовыми лавками и магазинчиками, торговавшими футболками с «прикольными» рисунками и текстами.

Стэнтон мог лишь с грустью наблюдать, как в последнее время на стенах Венеции появились граффити и на каждом углу продавались дешевые сувениры на тему апокалипсиса, предсказанного майя, а уж торговцы использовали популярную тему на всю катушку. Хотя его воспитали в католической вере, в церковь он не ходил и даже не думал заводить такую привычку. Если другим было угодно верить в судьбу или в истинность древнего календаря, это их право. Сам он предпочитал исключительно научные методы и принимал только те гипотезы, которые поддавались проверке.

К счастью, в Конец Света 21 декабря явно верили далеко не все венецианцы. Кстати, и променад уже украсили красно-синими гирляндами огней на случай, если чокнутые забудут, какая дата приближается на самом деле. Святки. Очень странный праздник в Лос-Анджелесе. Многие приезжие никак не могли взять в толк, как отмечать его в тридцатиградусную жару, но Стэнтон обожал этот контраст — девушки в шапочках Санты и на роликовых коньках, но при этом лосьоны для загара во всех витринах и доски для серфинга с оленьими рогами. В самом деле, оседлать волну и промчаться на ее гребне вдоль пляжа в самое Рождество — чем не замена всей религиозной составляющей торжества?

Десять минут спустя они добрались до северной оконечности гавани Марина-дель-Рей. Миновали старый маяк, череду парусных яхт и мощных рыболовецких судов, тихо покачивающихся у причалов. Стэнтон спустил Догму с поводка, и собака умчалась вперед, а он сам продолжил неторопливо крутить педали, вслушиваясь в звуки музыки. Особа, с которой они хотели сейчас встретиться, постоянно слушала джаз, и если сквозь шум прибоя до вас доносилось фортепиано Билла Эванса или труба Майлза, она находилась уже где-то рядом. В последние десять лет Нина Каунтнер была, можно сказать, главной женщиной в жизни Стэнтона. Правда, с тех пор как три года назад они разъехались, появились и другие, но ни одна не стала хоть сколько-нибудь равноценной заменой.

Послушно следуя за собакой ко входу в гавань, Стэнтон уловил в отдалении траурные завывания саксофона. Пес уже достиг самого края южного пирса, куда с трудом втиснулась принадлежащая Нине крупная двухмоторная лодка фирмы «Макгрей» — двадцать два фута отполированного до блеска металла и дерева. Сама Нина уже присела рядом с Догмой, ласково поглаживая ей брюшко.

— Я смотрю, вы сумели найти меня на этот раз! — выкрикнула она навстречу Стэнтону.

— Да, и в кои-то веки в нормальной гавани, — отозвался Стэнтон.

Поцеловав в щеку, он вдохнул ее запах. Хотя большую часть времени Нина проводила в море, она почему-то неизменно пахла розовой водой. Стэнтон чуть отстранился, чтобы оглядеть ее. У нее была ямочка на подбородке и потрясающие зеленые глаза, но вот носик чуть крючковат, а рот слишком мал. Большинство мужчин не замечали ее привлекательности, но для Стэнтона ее лицо было самим совершенством.

— Ты когда-нибудь позволишь мне позаботиться, чтобы у тебя появилось собственное место у причала? — спросил он.

Нина бросила на него выразительный взгляд. Он уже не раз предлагал арендовать для нее личную стоянку в гавани в надежде, что это побудит ее чаще сходить на берег, но она неизменно отказывалась, и теперь он догадывался, что не согласится никогда. Работая внештатным корреспондентом журнала, она не имела постоянного заработка и потому уже давно овладела искусством пользоваться чужими местами у пирсов или вставать на якорь в укромных заливах, неразличимых на радарах и известных лишь немногим другим морякам.

— Как продвигается твой эксперимент? — спросила она, когда Стэнтон последовал за ней на борт лодки, называвшейся «План А». На ее палубе не было ничего лишнего — пара откидных сидений, набор компакт-дисков, разбросанных вокруг кресла шкипера, и две миски с водой и кормом для Догмы.

— Этим утром получены новые результаты, — ответил он. — Должны быть крайне интересными.

Нина уселась на место капитана.

— Ты выглядишь усталым, — выдала она со свойственной ей прямотой.

Он подумал, что она разглядела признаки старения на его лице, углубившиеся морщины в уголках глаз, которые не могли скрыть очки без оправы. Но ведь прошлой ночью Стэнтон проспал полноценных семь часов, что случалось с ним нечасто.

— Я чувствую себя прекрасно.

— В суде все теперь улажено? Надеюсь, навсегда?

— Давно улажено. И это стоит отметить. У меня в холодильнике есть шампанское.

— Я сегодня собиралась на Каталину, — сказала Нина. Она принялась щелкать тумблерами, крутить ручки, назначения которых Стэнтон до сих пор не знал, включив при этом систему Джи-пи-эс и прочую бортовую электронику.

Очертания острова Каталина смутно виднелись сквозь морскую дымку.

— А что, если мне рвануть с тобой? — спросил Стэнтон.

— Чтобы весь день изнывать, не получив новых результатов из лаборатории? Я тебя умоляю…

— Не надо этого покровительственного тона.

Нина поднялась и взяла его пальцами за подбородок.

— Не забывай, что я твоя бывшая жена и знаю про тебя все.

Расстаться решила она, но Стэнтон винил во всем только себя, и какая-то часть его существа все еще верила, что у них есть совместное будущее. За три года, прожитые ими в браке, Стэнтону часто приходилось по работе уезжать за границу на долгие месяцы, а она сбегала в море, которое любила всем сердцем. И он позволял ей уплывать, медленно отдаляться, а потом выяснилось, что и для нее так лучше всего, — она была счастлива одна посреди океана.