Дастин Томасон - 21.12

— Ее зовут Сама, — сказала Янала, указывая на девчушку, которую баюкала Чель.

— Сама? — Это имя было ей, несомненно, знакомо.

— Да. Она дочь Волси и Яноты.

Пораженная, Чель всмотрелась в малышку, в ее широко открытые, мокрые от слез глазки.

— Так это их дочь? Дочь Волси?

— Из всей семьи выжила только она.

Чель держала сейчас на руках ребенка, вернуться к которому так хотелось Волси, когда он умирал на далекой чужбине.

— Ты хотя бы понимаешь, что значит это дитя? — обратилась к Чель Инития.

— Что же?

— До конца цикла Долгого отсчета времени остался всего один восход и один закат солнца, — объяснила свою мысль Инития. — И когда он наступит, на наших глазах придет конец всему, что мы знали на этом свете. Быть может, он уже пришел. Но милостью всемогущего Ицамны самые маленькие выжили, и они станут нашим будущим. Как сказано в «Попул Ву», в конце каждого цикла времени новое поколение людей наследует Землю. Эти дети и есть — пятая раса.

Вскоре после полуночи Чель сидела, держа на руках спящую Саму и наблюдая, как Инития вкладывает в печь новую порцию теста. В другом домике Стэнтон одного за другим проверял младенцев, чтобы убедиться в отсутствии у них каких-либо симптомов болезни. Скоро пришла Янала, чтобы отнести на проверку к врачу и Саму, и Чель поняла, что ей очень не хочется разлучаться с малышкой.

Когда же они остались одни, Чель поведала Инитии об обстоятельствах их приезда в Киакикс.

— В больнице на меня напал «ладино», и, как я думаю, он был инфицирован. Мама предупреждала меня, что они могут сюда явиться, но я ей не поверила. Оказалось, она была права.

— Но тот человек хотел нам помочь, Чель.

— Что?!

— Группа добрых людей из церкви «ладинос» узнала, что у нас случилась беда, и они прилетели сюда с продуктами и прочими припасами, — объяснила Инития. — С ними даже был доктор. Эти «ладинос» действительно хотели помочь. Поэтому не надо никого винить. Как и наши местные жители, «ладинос» стали жертвами проклятия. Когда человек не может общаться с богами во сне, он теряет себя самого, и не важно, кем он был прежде. Это могло случиться с любым из нас. Мне жаль, но того человека заставило напасть на тебя все то же проклятие. А прибыл он сюда с самыми хорошими намерениями.

Чель вспомнила о Роландо, и новая волна печали накатила на нее.

— Но я не могу винить тебя или твою мать за то, что вы считаете всех «ладинос» смертельными врагами, — сказала Инития. — Хаане они принесли столько горя, что его невозможно забыть.

Перед мысленным взором Чель сразу встало сердитое лицо матери.

— Она так долго стремилась стереть все, связанное с Киакиксом, из памяти, — сказала Чель. — Не хотела, чтобы я сюда возвращалась. И уж конечно, она не верит, что мы сумеем найти затерянный город. Она убеждена, что двоюродный брат моего отца Чиам никакого города не находил, и считает все это выдумками.

— Кто ж может знать наверняка? — вздохнула Инития. — А о Чиаме, если честно, я не вспоминала уже много лет.

Интересно, подумала Чель, а что помнит эта женщина о временах ее детства в Киакиксе?

— Ты слышала, как Чиам читал деревенским жителям письма моего отца?

— Письма твоего отца?

— Да, те письма, что он писал, когда сидел в тюрьме, — напомнила Чель.

— Ах, конечно! — отозвалась Инития. — Я слышала, как их читали.

Но в ответе тетушки Чель почувствовала какую-то недосказанность.

— Ты что-то хотела добавить?

— Нет, ничего. Я уже очень стара, и память стала подводить меня.

— Ты все прекрасно помнишь, — возразила Чель, положив ладонь поверх ее руки. — Рассказывай же!

— Уверена, у нее была причина, — пробормотала Инития, словно разговаривала сама с собой.

— Причина для чего? Мне необходимо знать, что ты думаешь о моем отце.

— Это было важно для тебя, — ответила Инития. — История о письмах отца была тебе нужна. Именно поэтому она так за нее держалась.

— Но ведь письма не плод ее фантазии! — горячо возразила Чель. — О них сохранились записи. Я сама встречала людей, которые подтверждали, что они призывали к активным действиям, вдохновляли на борьбу.

— Так и было, дитя мое, так и было.

— Тогда в чем же дело?

Ее тетка сложила руки как для покаяния.

— Мне неведомы причины, по которым твоя мама не рассказала тебе обо всем гораздо раньше, девочка. Но Хаана — мудрая женщина. Ати’т пар Ним , хитрая серая лиса. Недаром именно она — ее духовное животное. Но ты имеешь право все узнать.

— Не понимаю, — помотала головой Чель.

— Твой отец остался в нашей памяти как прекрасный человек, очень любивший свою семью, — сказала Инития. — Он был так предан тебе, твоей матери, остальной родне, что сделал бы все для вашей защиты. Но его вайобом был тапир, который подобен лошади — силен, но не слишком умен. И если говорить начистоту, простой крестьянин, он недостаточно владел словом, чтобы написать такие письма.

— Но моего отца отправили за решетку, потому что он вел за собой свой народ! — Чель постаралась, чтобы в ее словах не прозвучал обидный для старой женщины намек на слабость ее памяти. — И уже в тюрьме он тайно писал эти письма, за что и был казнен. Моя мама рассказала мне все о его судьбе, обо всем, что он совершил, сражаясь за свободу Киакикса.

— Вот видишь, ты сама указала на ту, кто поведал тебе эти истории, — улыбнулась Инития.

— То есть ты хочешь сказать, что письма написал кто-то другой, но моя мать заставляла меня верить, будто бы автором был отец?

— Не только тебя. Все считали автором писем Алвара. Но мой муж был братом твоего отца, дитя мое. Он знал правду.

— Так кто же их написал? — недоумевала Чель. — Кто-то из его товарищей в тюрьме?

Из печи донесся треск горящих поленьев.

— Еще совсем маленькой девочкой твоя мать никого не боялась. Ее не пугали ни землевладельцы, ни солдаты. Ей было всего десять, когда она могла подойти к солдату на рыночной площади и плюнуть ему на сапоги. И она всегда противилась их попыткам приобщить нас к современной жизни, заставить отказаться от традиций. Она мешала «ладинос» как только могла, когда они попытались изменить то, чему учили детей в наших школах, заставить нас изучать их историю.

Чель была сражена.

— Ты действительно говоришь о моей матери? — недоверчиво спросила она.

— В двадцать лет, — продолжала Инития, — Хаана тайком стала проникать на собрания старших. Когда военные повесили одного нашего молодого человека прямо на балконе здания мэрии, это всех напугало. И только твоя мать пыталась убедить мужчин оказать сопротивление в следующий раз, когда солдаты вернутся. Говорила, что надо вооружаться. Но кто станет в наших краях прислушиваться к призывам женщины? И потому, когда твоего отца отправили в застенок, внезапно стали приходить те письма.