Андрей Шляхов - Психоаналитик. Шкатулка Пандоры

Пытаясь составить психологический портрет Тамары, Михаил, стараясь быть полностью объективным, придирался к каждому своему выводу, к каждому умозаключению. В результате так ничего не составил, отложил на будущее. Сегодняшний сеанс Тамара пока что не отменяла и, возможно, не отменит. Надо будет попытаться извлечь как можно больше пользы из каждой встречи.

А что делать со слежкой, продолжающейся уже вторую неделю? Бежевая «Нексия» и синяя «Соната» меняли друг друга по не совсем понятному графику, то через сутки, то через двое, но одна из машин постоянно ездила следом за Михаилом. Может, нанять детективов, которые проследят за теми, кто следит за ним…

Круговорот слежки в природе. Да ну их, этих детективов, тем более что знакомого, доверенного детектива у Михаила не было, а к незнакомым он относился с настороженностью. Кто их знает? Вполне могут договориться друг с дружкой и, объединив усилия, сообща водить Михаила за нос. Рыбак рыбака видит издалека, ворон ворону глаз не выклюет и так далее… Да и не мешает особо эта слежка. Нервировать нервирует, а мешать не мешает.

На всякий случай Михаил оставил в своем почтовом ящике черновик письма с указанием данных следящих за ним автомобилей, а распечатку черновика положил в ящик стола в офисе. Двойная страховка на всякий случай, которого лучше бы избежать. К месту вспомнился читанный в детстве и запавший в память рассказ Александра Грина «Предсмертная записка», в котором бывший лакей грабит и убивает старого профессора. Профессор просит дать ему пять минут, чтобы завершить научный труд, и пишет бессмысленное на первый взгляд предложение, поясняя в следующей, и последней фразе «Каждое слово, пробиваясь головой вперед, несет истину». Догадливый следователь читает по порядку все первые буквы первого предложения и узнает имя убийцы. Михаил надеялся, что до крайностей не дойдет, а рассказ вспомнил из-за отдаленной схожести ситуации и еще потому, что восхищался самообладанием убитого профессора. Это надо же так суметь — не растеряться в последние минуты жизни, мгновенно придумать план и успешно его осуществить. Сильный рассказ, совсем не то что карамельно-слащавые «Алые паруса», которые в наше время могли бы и «гламурными» назвать.

На роль организатора слежки по-прежнему, кроме Тамары, некого было «назначить». Анна? Ну, это смешно, особенно с учетом близости, возникшей между ними. Кому еще могло понадобиться следить за Михаилом? Михаил перебрал все возможные варианты, причем не один раз перебрал и не два, но так и не смог заподозрить кого-то еще. Он и Тамару-то, если вдуматься, заподозрил без особых на то оснований, как новую и в какой-то мере загадочную пациентку. Методом исключения, потому как больше некому.

Не совсем так. А если все же кто-то из клиентов заехал умом за разум и решил узнать побольше о человеке, с которым делится сокровенным? Один эмвэдэшный генерал явился знакомиться с папочкой, в которой было нечто вроде досье на Михаила. Генерала еще можно было понять, он сильно рисковал своей карьерой, обращаясь к постороннему психоаналитику, а не к специалисту из своей системы. Значит, есть что скрывать. Значит, боится, что погонят со службы. Много желающих найдется на генеральское место, им только малюсенький повод дай.

Но то генерал. А на сегодняшний день никаких высокопоставленных «силовиков» в пациентах у Михаила не было. Но был академик, заведующий кафедрой факультетской терапии одного из столичных вузов, была начальница налоговой инспекции, был заместитель главы управы, был чиновник из Росреестра… Ох, нелегкая это работа, подозревать своих пациентов. И неблагодарная. Потому что виноватым может оказаться один, а подозреваешь всех скопом. Подозрение — это негатив, который по-любому проявится. Нехорошо.

Имелась еще одна версия. Слежка могла оказаться чьей-то местью, неумной в своей изощренности. Кто-то из недоброжелателей мог подобным образом действовать Михаилу на нервы. Вполне мог, если бы они были, эти недоброжелатели. Михаил старался решать все конфликты полюбовно, не обостряя, а, наоборот, сглаживая, и это у него получалось, психолог как-никак, профессионал. Разве что с бывшей супругой все никак не удавалось прийти к согласию, но тут уж психология бессильна, увы. Однако Илона никогда не станет пользоваться столь дорогим методом воздействия на нервы, как организация слежки. В ее распоряжении есть более простые и практически ничего не стоящие средства для порчи настроения Михаилу. Можно, например, явиться в офис и устроить скандал при пациентах… После таких выходок не просто портится настроение, а вкус к жизни на время исчезает. Ой, дернул же черт Михаила… Ладно, снявши голову, по волосам не плачут, и жизнь не компьютерная игра, переиграть ничего нельзя. Когда-то он был счастлив с Илоной, благодаря ей стал умнее и осмотрительнее, спасибо и на этом. Дочь только немного жаль, нелегко ей с такой взбалмошной мамашей, у которой на неделе не семь пятниц, а все двенадцать.

Внезапно захотелось оставить машину дома на пару-тройку дней. Поездить на такси и на метро, чтобы попробовать запутать преследователей. «Мальчишество», — одернул себя Михаил. И вообще — глупость. Так хоть знакомую машину видно, а то придется в толпе преследователя выискивать. Запутаешься и невроз наживешь, бред преследования. Вот уж будет номер — психоаналитик с бредом преследования. Находка для Голливуда! «Буду ездить — как ездил, — решил Михаил. — Ездить как ездил, жить как жил». Скоро или все разъяснится, или просто прекратится слежка. Это же весьма дорогое удовольствие, вряд ли даже Тамара, при всей ее обеспеченности, будет растягивать слежку надолго. Особенно с учетом того, что передвижения у Михаила одни и те же, ничего нового, ничего компрометирующего. Ничего интересного, можно сказать. А кто-то вот все равно интересуется…

Сегодня Михаила сопровождала бежевая «Нексия». Если в первый день в салоне сидели двое, то во все последующие — только водитель, лицо которого толком рассмотреть не удавалось. К лицам следящих Михаил и не присматривался, достаточно с него было автомобилей. Суть ясна, чего же больше? Да и не рассмотреть эти лица было толком — боковые и задние стекла в обеих машинах были тонированными и козырьки на ветровом стекле со стороны водителя постоянно опущены.

По дороге в офис Михаил вспоминал то, что говорила ему во время сеансов Тамара, и пытался анализировать это уже не как психоаналитик, а скорее как детектив. Детектив из него был паршивый, можно сказать — совсем никакой, поэтому он никак не мог объяснить одно очень простое обстоятельство.

Допустим, что Тамара отравила своего брата или каким-то образом к этому причастна. Допустим, что она плетет интриги против Анны, короче говоря, злодейка она и преступница. Пусть так. Зачем же тогда она рассказала Михаилу про то, что ненавидела Максима, да еще так сильно ненавидела, что ненависть эта осталась в ее душе и после того, как Максим умер? Вот за каким, спрашивается, этим самым ей понадобилось так откровенничать? Если она преступница? Не лучше бы было играть роль любящей сестры, безмерно скорбящей по умершему брату? Так было бы логичнее… А зачем, в сущности, понадобился Тамаре психоанализ? Жила она без него пятьдесят пять лет и еще бы столько прожила. Что это? Отчаяние человека, не могущего справиться со своим горем? Признание собственного бессилия? Прихоть обеспеченной женщины? Следование моде? Впрочем, на пике моды психоанализ был довольно давно…