Андрей Шляхов - Психоаналитик. Шкатулка Пандоры

— А потом смотрю на ноги и все вспоминаю. Я, знаете ли, Михаил, как-то сразу поняла, что больше ходить не смогу. Сколько мне было — семь лет всего, а я уже многое понимала. Мама носилась со мной по докторам, делала всякие упражнения моими ногами, я держалась руками за поручни, а она переставляла мои ноги, сгибала их… На массажистов ухнули целое состояние. В одного я даже влюбилась, он был такой мужественный и очень суровый. Взглянет — как кнутом обожжет. А руки сильные и ласковые-ласковые… Я просто млела, когда он касался меня, впрочем, это неважно. Даже стыдно…

— Тамара, ваша задача — излагать мне все мысли, которые приходят вам в голову, — напомнил Михаил, — излагать подробно, ничего не отбрасывая, ничем не пренебрегая. Пусть эти мысли кажутся вам неважными, абсурдными, аморальными, эгоистичными, оскорбительными для окружающих, в том числе и для меня, вы все равно их озвучиваете. В психических процессах нет и не может быть ничего случайного, все имеет значение, все несет в себе информацию. Откровенность и доверие определяют эффективность нашей совместной работы. Прошу учитывать, что я никак не стану оценивать то, что вы мне расскажете, и осуждать вас тем более не стану, я буду только анализировать полученную информацию. Ведь я же психоаналитик. Кроме мыслей, меня интересуют ваши ощущения. Все, любые, от головной боли до панического страха…

— А в этом реально есть смысл? — нахмурилась Тамара. — Вы не подумайте, я не иду на попятный…

— Вы вправе пойти на попятный, когда захотите. Вы вправе выйти из анализа в любой момент, вы вправе отменять сеансы. Вы никому ничего не должны — помните это. А польза реально есть. Рано или поздно вы начнете отражать в вашем рассказе бессознательное. Эти процессы могут остаться скрытыми для вас, но я их замечу, обращу на них ваше внимание и мы начнем их исследовать. Если у вас нет вопросов, то давайте продолжим.

— Давайте, — Тамара выдавила из себя улыбку. — Сейчас, только соберусь с мыслями…

— Расслабьтесь и говорите, что на ум придет, — поправил Михаил. — Так будет правильнее.

— Тема действительно любая, по моему выбору?

Михаил кивнул, пытаясь угадать, о чем сейчас пойдет речь. Тему сеанса практически всегда определяет пациент, психоаналитик может разве что попросить вернуться к какому-то моменту и что-то пояснить.

Пауза немного затянулась, но Михаил никогда не торопил своих пациентов. Можно и помолчать, главное, чтобы молчание не растягивалось на весь сеанс, ибо какой тогда во всем этом смысл.

— Кстати, Михаил, прошу прощения за бестактный вопрос, но раз уж пришло на ум, то… Скажите, а как далеко простирается ваша конфиденциальность?

— Простите, не понял?

— Все, что я скажу, останется между нами? — Тамара, не моргая, смотрела в глаза Михаила, словно пытаясь прочесть в них правдивый ответ. — Несмотря ни на что?

— Несмотря ни на что, — подтвердил Михаил.

— А если я скажу, что совершила преступление, тогда что?

«Семейное это у них, что ли?» — подумал Михаил и ответил:

— И тогда я ничего никому не скажу.

— Даже если узнаете, что в нашем подвале умирает от пыток несколько ни в чем не повинных людей?! — Тамара недоверчиво прищурилась. — Даже тогда?

— Тогда, наверное, скажу, — вынужденно признался Михаил.

— Непременно скажете! — удовлетворенно констатировала Тамара. — Всегда и во всем есть пределы, рамки. Поэтому я и интересуюсь пределами конфиденциальности.

— Тамара, у вас в подвале сейчас кто-то умирает от пыток? — Михаил намеренно подбавил в голос немного металла.

— Нет, конечно, — Тамара, как показалось Михаилу, немного растерялась.

— Тогда давайте не будем моделировать всякие… хм-м, пикантные ситуации, ладно? Давайте говорить о том, что есть, и о том, что было, ничего не выдумывая и не строя предположений. А на мое молчание можете рассчитывать, но если сложилось так, что вы не испытываете ко мне доверия, то нам лучше расстаться. Доверие — вот основа основ наших основ.

Шутки, пусть и не очень смешные, превосходно разряжают обстановку. Шутки служат своеобразным сигналом благополучия, дают понять, что все хорошо.

— Когда-то основой основ наших основ был марксизм-ленинизм, — Тамара прикрыла глаза, словно погружаясь в воспоминания. — Как давно это было. А я все помню. У меня очень хорошая память, потому что каждое событие, каждое впечатление, и плохое, и хорошее, я переживаю по нескольку раз. Чем еще заняться несчастной калеке? Чтение утомляет, от телевизора меня тошнит, все любимые фильмы пересмотрены по сто раз… Остается одно — вспоминать. И я вспоминаю! Всё вспоминаю!

Ее тихий голос вдруг ни с того ни с сего отвердел, в нем зазвучали новые, резкие нотки.

— Вы хотите знать, как я дошла до такой жизни?! — Тамара с силой хлопнула ладонями по подлокотникам своего кресла.

— Если вы хотите поговорить об этом, то хочу.

— Меня сделал инвалидом мой брат! Я говорю о Максиме, других братьев у меня не было. Это было лето, последнее лето моего детства, если можно так выразиться, потому что потом детства уже не было. Маме удалось записать меня в ту же школу, что и Максима, это была двадцать вторая английская спецшкола, куда просто так, с улицы, никого не брали. Слышали о такой?

Михаил отрицательно покачал головой.

— Впрочем, о чем это я? — спохватилась Тамара. — Там давно, наверное, другая школа с другим номером. А тогда, в шестидесятых годах прошлого века… Боже, как же это ужасно звучит «шестидесятые года прошлого века» применительно к собственному детству! Короче говоря, это была очень крутая школа. И в шестидесятые, и в семидесятые, и в восьмидесятые… Макс попал в эту школу благодаря маминой подруге, которая работала там завучем, но буквально через год ее уволили. Какие-то неприятности случились по работе. А в отношении меня маме удалось организовать звонок из Краснопресненского райкома партии. Вы думаете, что так легко было организовать такой звонок? Отнюдь! Но маме удалось. Но школа к моей беде не имеет никакого отношения, это я так, к слову. В июне нас с Максом отправили к бабушке в Бронницы. Вроде как на дачу — бабушка жила в собственном доме. Макс окончил четвертый класс, и родители купили ему велосипед. Настоящий велосипед, двухколесный «Орленок», почти как взрослый. Вот на этом велосипеде Макс и решил меня прокатить. Усадил на багажник, велел держаться за него покрепче и ка-а-ак рванул с места. Я испугалась, кричала, просила остановиться, но Макс только смеялся и налегал на педали. Ему всегда нравилось пугать меня и смеяться над моими страхами. То он мне рассказывал про черного дровосека, который крадет маленьких детей и рубит их топором, то пугал меня волком, якобы живущим в овраге рядом с бабушкиным домом, то еще чем. И на велосипеде он решил меня прокатить не для того, чтобы доставить удовольствие, а из желания поиздеваться. Закончилось все тем, что я упала, ударилась спиной о бордюрный камень и сломала себе позвоночник. Самое интересное в этой истории то, что Макс даже не заметил, как я упала. Он унесся далеко вперед и вернулся через некоторое время, когда меня уже увезли в больницу. Представляете?