Алексей Макеев - Нежная улыбка смерти

– Но если она не хочет признаваться, то это ее дело, – опустив голову, тихо вымолвила Катя. – Человек имеет право на личную жизнь и на сокрытие болезней, если они не опасны для окружающих…

Бродить по закоулкам чужой памяти, рыться в потаенных углах души, черных дырах психики уже не хотелось. Надоело. Третий час ночи!

Курносая Катя внезапно обнаружила, что подруги посматривают на нее как-то косо. Она спохватилась:

– Эй, я не хочу сказать, будто это я занимаюсь по ночам глупостями! Никогда не занималась… Да чего вы на меня хором вылупились? Не ходила я ни на какую речку!

– Можно подумать, я ходила, – фыркнула Соня.

– А я уж точно спала в кровати и проснулась от скрипа этой ужасной половицы! – словно топором рубанула Карина.

– Ты знаешь, дорогая, я могу сказать похожие слова, – язвительно промолвила Алина. – Но ты так убедительно это говоришь, что мои уверения будут казаться жалким лепетом.

– Да кончайте вы душу тянуть, девочки, – расстроенно сказала Зухра. – Какая вам разница, кто из нас чудачит? Не хочет говорить – и бог с ней. Мы и так узнаем. Нам-то что? Зато привидений бояться перестанем.

– Дело сугубо медицинское, – угрюмо покосилась на сыщика блондинка. – Но что-то многовато тайн клубится над нами в последнее время. То полицейские придут и инкриминируют, будто одна из нас воришка и хулиганка. То лунатик объявляется. Как-то боязно ложиться спать, подруги. А вдруг не проснемся?

– Типун тебе на язык, глупая! – гневно вскричала Карина. – Чего ты мелешь?

– Девчонки, прекращайте, – вмешалась Алина. – По поводу воришек господа детективы погорячились. Мы попали в круг подозреваемых, но никто из нас не виноват, это понятно.

Но тут оправился приумолкший Демаков. Он подбоченился, задрал нос выше макушки и принялся сплеча рубить правду:

– Не знаю, как другим, уважаемые девушки, но нам понятно совсем другое. Пропавший из магнитолы избитого джентльмена диск хранится в вашей музыкальной коллекции. Два альбома уважаемого сэра… – участковый победно глянул на «коллегу», демонстрируя феноменальную память, – Пола Маккартни. Нужно ли подробно объяснять? Преступница схватила первое попавшееся и по старой клептоманской привычке прибрала к рукам. А выбрасывать было жалко – хорошая музыка.

– А какого черта вы шаритесь по чужим вещам? – вспыхнула Светлана. Но тут же замолчала, сообразив, что есть грешки поважнее.

Слишком долго спортсменки переваривали услышанное. Забыли про прохладную ночь, про комаров, про неприбранный вид, немногим отличный от голого. Забыли о лунатичке и ее приключениях.

– А я вообще не знаю такого диска, – прошептала Катя. – Я другие привозила…

– Да видела я такой, – буркнула Карина. – Перебирала, думала, Светка у брата свистнула…

– Это что же получается? – потрясенно вымолвила Алина.

– А то и получается, – невесело улыбнулся Максимов, – что из четырех начал вашего почтенного боевого искусства: душа, разум, энергия и техника – одна из присутствующих дам освоила только два последних. Не думайте, что мы подбросили вам диск. Подбрасывают одному, а не всем сообща.

– Вот зараза какая, – грустно подытожила Катя.

– Сука она страшная, – усилила эффект всеобщей тоски Соня, что в ее устах звучало несколько забавно (но никто не обратил внимания).

– Убила бы гадину вот этими руками, – прошипела Карина. – А чего с ней возиться? Она умение, дарованное во благо, развернула против беззащитного человека – разве это прощается? Она все наше дело испоганила, испошлила, очернила…

В словаре у Карины обличительных слов было с избытком, она могла подобрать их еще больше, так как ругаться могла часами, но ее перебила Зухра:

– Девочки, вы понимаете, что происходит? – сказала она таким печальным тоном, что все умолкли. – Люди без спросу копаются в наших вещах, а мы теперь будем шарахаться друг от друга и по любому поводу в чем-то подозревать. Мы будем сидеть и постоянно думать, кто же эта гадина… А потом приедем в город, отправимся в Софию и опять будем думать, докапываться, измышлять, подозревать, выискивать в словах недомолвки, а в лицах – скрытые гримасы… Это страшно, девчонки! Мы уже не команда, если будем так себя вести…

– Внушает ужас, – согласилась Светлана. – А все лишь потому, что кто-то без спросу покопался в чужих вещах.

– Не совсем поэтому, Светлана, – надменно улыбнулся Максимов. – И вы, Зухра, не совсем правы. А почему, вы и сами быстро поймете. А за сим, дорогие дамы, полагаю нашу спонтанную беседу законченной. Возможно, нам еще удастся вздремнуть.

Но сон улетучился. Максимов лежал, заложив руки за голову, на изломанной панцирной сетке и наблюдал за странным поведением Демакова. Лейтенант, вместо того чтобы упасть и уснуть, сидел на стуле, тупо уставившись в пространство, потом встал, прошелся, постоял у окна, пытаясь что-то высмотреть, и наконец забегал из угла в угол, словно узник по каземату.

– Лейтенант, не мельтеши, – раздраженно бросил Максимов. – Сбиваешь с мысли. Послушай, что у нас получается. Одна из дам страдает лунатизмом, другая – мелкая преступница. Исходя из моих познаний о природе болезни, это две разные женщины. Теперь возьмем инцидент с господином Слоцким. Дорогу перешла сомнамбула. Возможно, за ней кто-то шел (или шли). Иначе трудно объяснить такое совпадение – лунатик и преступница оказались рядом, а тут еще и Слоцкий… Зачем вторая шла за первой, мы не знаем, но спишем на любопытство. Проснулась ли первая от данного несостоявшегося наезда? Могла и не проснуться, ибо Слоцкий – в пику нынешнему ухарю – дальний свет не включал. Девица ушла к берегу, а злоумышленница переключилась на Слоцкого, ибо он фигура посолиднее. Естественно, когда пострадавший пришел в себя, ни той, ни другой уже не было…

– Постой, – перебил Демаков. – Все, что ты говоришь, это жутко интересно, но, прости, не оригинально. Меня беспокоит одно неприятное наблюдение. Не могу от него избавиться… – Демаков взялся обеими руками за спинку стула, переставил к кровати, на которой возлежал напарник, и сел на краешек.

– Говори, – Максимов начал испытывать легкое беспокойство.

– Это связано с первым визгом и последующими событиями… – объявил лейтенант, помолчал, подбирая слова. – Помнишь, после первого крика ты отправил меня в обход, чтобы контролировать северную дверь, а сам побежал прямо? Не поверишь, но я бежал очень быстро. У меня разряд по бегу. Хоровое пение кончилось, прошло секунд пять, а я уже подбегал к лавочке за кустами – это дворик, где живут парни, – и мог отчетливо видеть оба выхода. Я встал за куст. Темно, но не настолько…

– А побыстрее нельзя? – перебил Максимов.

– Нельзя, – вспылил Демаков. – Ты слушай. Сколько нужно времени, чтобы, исполнив хоровое пение, повыскакивать из кроватей и, учитывая суету, разбежаться? Секунд десять, да? Они и побежали – как крысы с корабля… Я видел – три тени друг за дружкой попрыгали с южного крыльца, а две с северного. Итого пять. Разбежались и пропали.