Ольга Баскова - Вуаль темнее ночи

В тот день Руденко шел по коридору театра, и когда навстречу ему выбежала рыдавшая девушка, он схватил ее за руку:

– Верочка, что случилось?

Она стиснула зубы и ничего не сказала.

– Тебя кто-нибудь обидел?

Накануне он видел, как Роман сажал ее в свою машину, и понял все:

– Это сделал Бучумов?

Худенькие плечики девушки вздрагивали.

– Хочешь, я набью ему морду? Верочка, я для тебя… – артист был готов произнести нежные слова, но Вера вдруг оттолкнула его:

– Убирайся к черту, урод, Квазиморда, и оставь меня в покое. Не тебе судить его.

Ей удалось убежать, впрочем, Валерий ее и не удерживал. В нем вспыхнула злоба, но не на нее, хотя именно она оскорбила его, а на всех красавцев вроде Бучумова. Разве это справедливо? Одним достается в этой жизни все, а другим – ничего. Именно в тот день Руденко решил свести с ним счеты, впрочем, не только с ним, а со всеми красивыми и молодыми, кто мешает жить другим. Тогда же наметилась и вторая жертва – Найденов, рабочий сцены, тоже похожий на одного из любовников матери. Однако преступление нуждалось в обдумывании, и Руденко понял: ему хочется сыграть роль, о которой будут говорить. Банальное убийство его не устраивало.

– Мать не один год гудела мне про черную вдову, – сказал Валерий. – И я решил: а почему бы мне не сыграть именно эту роль? Она показалась мне самой подходящей. Роковая женщина, которая ненавидит и убивает мужчин. Тем более козла или, вернее, козлиху отпущения, то есть Захарову, мне подготовила мать. При случае я собирался пустить следствие по ложному пути.

– Пять кинжалов – это пять любовников вашей матери, которые издевались над вами, – уточнила Катя.

Руденко усмехнулся:

– Вы совершенно правы. Казалось, я заново нарожусь на свет, если сведу с ними счеты. Убить первых было несложно. Вы догадываетесь, как я это сделал.

– Когда вы собрались убить Найденова, то прошли через черный ход? – поинтересовался Скворцов.

Валерий кивнул:

– Да.

– И вас не заметила ни одна живая душа?

Преступник щелкнул пальцами:

– В том-то и дело, что заметили. Но я слишком хорошо знаю психологию наших артистов. Поскольку я здесь работаю и они замечали меня сотни раз, то их было бы очень легко запутать. Я уверен: кто-то из попавшихся мне навстречу и слегка кивнувших вроде бы вспомнил, что накануне видел меня, но только стоило ему сообщить, что Руденко находился в больнице, он тут же взял бы свои слова назад. Дескать, вполне возможно, меня видели не в тот день. Поэтому свидетелей среди наших я не очень боялся. И еще я знал: наиболее наблюдательные сейчас на репетиции. А со студентом мне несказанно повезло. Я оказался свидетелем одной интересной сцены. Но вы уже о ней наслышаны. Мысль подставить еще одного человека показалось мне забавной. Я стал следить за ней и отыскал свою третью жертву.

– В квартирах Скобиной побывали вы, – вставил Киселев.

Руденко не возражал:

– Разумеется.

– И взяли ключи, когда приходили под видом сантехника…

Валерий кивнул:

– Вы уже все знаете.

– А знала ли мать про ваши убийства? – спросила Зорина.

Лицо Валерия перекосилось:

– Конечно, я сказал ей… Мне нравилось наблюдать, как она менялась при мысли, что родила убийцу. Но мать не могла не признать: в этом львиная доля ее вины.

– И поэтому она помогла вам, – бросил Костя. – И стала внушать Захаровой, что она убила всех этих людей. А потом ей пришлось убрать Захарову. Как она на это решилась? Мы поняли: это единственное убийство, которое не совершили вы. По словам сына Анны Григорьевны, она не допускала посторонних в квартиру. Следовательно, это сделала Клавдия Ивановна.

Преступник развел руками:

– Именно так и было.

– А потом вы подставили и ее, – произнесла журналистка. – Свою родную мать.

– Я счел, что своей смертью она искупит передо мной вину, – признался Руденко.

В течение всего разговора Катя, не отрываясь, смотрела на этого человека. Его изуродованное лицо стало выглядеть еще уродливее, чем в начале беседы, шрамы, казалось, разрослись до невероятных размеров, и она поймала себя на том, что задыхается от одного его присутствия в кабинете.

– У вас нет ни капли раскаяния, – сказала она.

Валерий хлопнул в ладоши:

– Да уж какое тут раскаяние, девушка. Я рад, что в жизни мне выпало сыграть самую запоминающуюся роль. И эта роль – не «кушать подано» и даже не Командор. Роль Черной Вдовы не каждому по силам. Я доказал всем, что я талантливый артист. Даже Бучумов был по сравнению со мной обычным смазливым бездарем.

– Вы сыграли роль убийцы, причем вполне обычного. Такие сидят в тюрьме, – отозвалась журналистка. – И они не разглагольствуют о таланте. Они убивали не ради него. Как, впрочем, и вы. Вами руководили зависть и злость. Если бы это было не так, вы бы использовали шанс, предоставленный вам Бучумовым, и – кто знает? – может, со временем и Вера обратила бы на вас внимание. Ведь главное в человеке не лицо, а душа. За красивым содержанием порой не замечаешь оболочки.

Он скривился:

– Это все пустые бредни.

Больше Зорина не произнесла ни слова. Она видела: все бесполезно. В уродливом теле оказалась не менее уродливая душа.

– Я пойду, – прошептала она на ухо Косте. – Мне очень плохо, дорогой. Кажется, сейчас упаду в обморок.

Муж помог ей выйти из кабинета, кивнув Павлу.

– Поезжай на машине. Павел подбросит меня на служебной.

– Боже, какое чудовище… – произнесла журналистка. – Какое же он чудовище… И равнодушие матери его нисколько не оправдывает. Ведь с приходом Бучумова у него могла начаться новая жизнь, та, о которой он мечтал… Но нет, он выбрал другие роли и создал свой театр… Это ужасно, Костя.

Он посадил ее в машину на водительское сиденье:

– Главное, Катюша, что преступник пойман. Послезавтра выходные, и мы можем отправиться в лес.

– Да, – безучастно повторила Зорина. – Мы обязательно отправимся в лес.

– Юрка Мамонтов снял с него показания, поэтому мы с Павлом долго не задержимся. Сейчас закроем этого урода – и домой.

– Да, – снова пробормотала журналистка. – Я буду ждать. Мы будем ждать, – поправилась она и завела машину. Та, словно понимая ее состояние, рванула с места и понеслась по улицам к дому. «Мы обезвредили преступника, – вертелось в голове у журналистки. – Теперь город может спать спокойно. Но моя дочь… Ей нужны мать и отец, а из-за таких ублюдков они вынуждены сутками не появляться дома».

Внутренний голос вмешался вовремя:

– Она все поймет и будет вами гордиться. Вы делаете это не ради себя. Вы делаете это ради нее и ради других людей.

«Да, – ответила ему Зорина. – Она все поймет. И у нас нормальная семья. И будет еще много-много счастливых дней. Главное – мы любим друг друга».