Аркадий Вайнер - Женитьба Стратонова, или Сентиментальное путешествие невесты к жениху (сборник)

– Какие ребята?

– Одну минутку, – перебил Саша. – Я тут выяснил у соседей, что один из жильцов, Баулин, держал у себя постояльцев, двух молодых ребят. А вот Зоя говорит, что видела, как двое ребят выбежали из подъезда и сели в машину.

– Да, сели в машину. У них в руках были маленькие чемоданчики. Я баулинских жильцов не видела, но, если бы мне показали этих ребят, что сели в такси, я бы их наверняка узнала. Я их хорошо запомнила, они все время были под фонарем – на свету. Тот, что повыше, худой парень с длинной челкой, сел за руль, а второй, поменьше ростом, по-моему, он с небольшими усиками и длинной прической, вроде той, что эти битлы носят, так вот, второй сел рядом с ним. Шофер завел мотор, и они сразу поехали. Только, по-моему, он не настоящий шофер…

– Почему вы так думаете?

– Очень машина у него дергалась. Один раз она даже заглохла. Потом он снова ее завел, и они поехали в сторону Заставы Ильича.

– Вы не заметили, сколько было времени?

Она растерянно развела руками:

– Я так испугалась, что даже на часы не посмотрела. Да и со сна я была все-таки…

Саша внимательно посмотрел на меня:

– Так что?

Я пожала плечами:

– Идем к Баулину домой. Этот вариант надо проверить сразу. Если его ребята дома, то будем думать, что и как, а если их нет…

Мы вернулись на Трудовую и поднялись на второй этаж по грязной, обшарпанной лестнице. Саша мягко, но очень уверенно, словно это не подлежало обсуждению, отодвинул меня плечом от двери и резко позвонил несколько раз в дверной звонок. Я шепотом спросила:

– А куда окна…

– Все в порядке. Я там милиционера поставил.

В глубине квартиры раздались шаги, и чей-то сонный голос спросил:

– Кто там?

Саша легонько толкнул меня, и я сказала:

– Откройте, телеграмма Баулину.

Дверь отворилась, и заспанный, близоруко щурящийся молодой человек сказал:

– Телеграмму я приму, но Баулина нет…

Мы вошли в квартиру, Саша быстро спросил:

– А где же сам-то Баулин?

– Он, по-видимому, ночует у своих родителей. Простите, но я не понимаю, в чем дело. Кто вы такие?

– Мы из уголовного розыска, – сказал Саша и протянул человеку свою продолговатую красную книжечку. – А теперь давайте ближе познакомимся. Кто вы такой?

Человек совсем растерялся:

– Я снимаю здесь жилье на время экзаменационной сессии. Я дважды в год приезжаю в Москву сдавать экзамены в заочном институте…

– Ваша фамилия?

– Хейсон, Юрий Григорьевич Хейсон.

– У вас, конечно, есть документы?

– Да, естественно. Но в чем дело? Проживание мне здесь разрешено, я предупреждал участкового.

Саша взял разговор полностью в свои руки:

– Это прекрасно, что вам разрешено проживание. Вы живете здесь один?

– Нет, здесь живет мой товарищ по институту, Завердяга, он из Одессы.

– Где сейчас находится ваш товарищ Завердяга?

Хейсон удивленно посмотрел на него:

– Вот здесь, в нашей комнате, спит. Но в чем дело, я не понимаю?

– Пустая формальность, – вежливо улыбнулся Саша. – Скажите, Юрий Григорьевич, а что, Баулин все время здесь не живет?

– Слушайте, товарищ сыщик, не крутите мне голову! Из-за пустых формальностей в наше время людей не будят среди ночи! Если вас что-то интересует, так вы мне прямо скажите, что вас интересует, а я вам скажу, что я знаю!

– Меня как раз и интересует Баулин, – усмехнулся Саша. – Так что, Баулин здесь совсем не живет?

– Почему же? – взмахнул Хейсон руками. – Он все время здесь живет и только последние три ночи уходит спать к родителям. После того как вернулся от жены.

– Так, так. Почему же он уходит, не знаете?

– То есть как почему? Где же ему спать? На полу, что ли? У него же там люди.

– Простите, не понял – какие люди?

– Жильцы у него сейчас! Ребят этих двое!

Саша быстро взглянул на меня и, не подавая виду, сказал:

– Так, так, это мы знаем. А что, эти ребята дома?

– Конечно! Я им сам дверь открывал не так давно.

– Прекрасно, прекрасно, – бормотал себе под нос Саша, потом неожиданно резко повернулся к Хейсону, тихо, будто штампуя слова, спросил: – А что, ребята пришли после крика на улице? Или до него? А?

Хейсон задумался, и тут по его лицу я поняла, что он наконец все связал в одну цепь.

– Подождите… Так что же это… Подождите… Этот крик… Конечно, они пришли позже… Конечно! Я еще спрашивал у них об…

Саша прижал палец к губам:

– Тихо, тихо. Их дверь эта?

Хейсон молча кивнул. Саша подошел к двери, засунул руку в карман пиджака, прислушался. Во всей квартире наступила такая тишина, что я отчетливо слышала бормотание водяной струйки в раковине на кухне. Саша на мгновение задумался, и я поняла, что он не может решить, как ему быть, – стучать или ворваться в комнату. Потом он взялся покрепче за ручку и рванул изо всех сил дверь на себя. Она распахнулась без всякого сопротивления – не заперто. Саша заглянул в комнату:

– Пусто, они удрали. Они удрали на такси…

Мы вошли. Саша высунулся в окно и сказал:

– Леготкин, берите дворничиху, она, наверное, знает, где живут родители Баулина, и езжайте за ним. Побыстрее, здесь нам надо сделать обыск…

Еще раз мне засвистел орудовец, чтобы я остановился, уже на выезде из Москвы. Но я только сильнее нажал на газ. Я никогда до этого времени не задумывался над тем, что значит «никогда». Всегда всему полагался свой срок. А вот теперь я понял, что есть «никогда». Есть вещи, которые не повторяются, не возвращаются. Есть простой и страшный барьер «никогда». Я не жалел, что вся прежняя жизнь умерла и неизвестно, какой будет новая. Важно, что она никогда не будет такой, как она была раньше. Я никогда не вернусь в старую жизнь. Никогда не будет того, что было раньше, что все время повторялось со мной почти восемнадцать лет. Серая дорога все бежала и бежала навстречу и сразу же навсегда пропадала сзади, и она была барьером, мостом через «никогда». И мне от этого было очень тоскливо и боязно. Говорят, что тонущий человек в последний момент перед смертью успевает увидеть четко, как в кино, всю свою жизнь. Не знаю, может быть, это и так, но только за один миг всю жизнь не увидишь. Какая бы ни была она маленькая и неинтересная. Потому что в ней полно очень важных мигов, которые и на память-то сразу не придут. Никогда ты сразу не решишь, какой из них определил твою жизнь. И в самое долгое мгновение их все не запихаешь.

Я все время вспоминал на этом темном пустынном шоссе, что, сидя с Володькой в ресторане на вокзале Даугавпилса, мы представляли себе все по-другому. Смешно, что люди иногда могут заглядывать в свое будущее. Но они видят только куски и поэтому ни за что не могут понять: как же там, в будущем, хорошо или плохо? Тогда, на вокзале, мы пили водку и настроение у нас было веселое, беззаботное. Я сказал Володьке: «Погоди, малыш, мы с тобой еще будем гнать на отличном моторе, а не на каком-то паршивом грузовике. Будем жать на сто двадцать, и бояться, малыш, нам с таким мотором будет совсем нечего».