Татьяна Полякова - Один неверный шаг

После смерти матери ей полагается наследство, судя по всему, весьма значительное. Но получить она его не спешит, а вместо этого срывается в бега. Папаша редкий засранец, это ясно, но дочь любит. Тем более что из всего семейства только она у него и осталась. Сын погиб, жена тоже. Характеристика, данная психиатром Лике, пестрела определениями «хроническая лгунья» и «нимфоманка». Последнее особенно заинтересовало. И мужик сорока семи лет, и девушка-красавица. Бес в ребро, мозги навылет. Может, Земцов опасается, что дочка решит: сиротой жить намного проще? Полная свобода плюс папины денежки? Ладно, разберемся.

Я убрала папку и задумалась, глядя в окно. У меня две большие проблемы. То есть их, конечно, куда больше, но сосредоточимся пока на двух. Прежде всего, это Ден, то есть Денис Миронов. С ним мне встречаться ни к чему, потому что я очень хорошо знаю, чем эта встреча закончится. Заверения дяди, что на него воздействуют добрым словом, можно смело забыть. Какова вероятность, что Ден не узнает о моем возвращении? Шансы так себе. Если проявлять осторожность и уложиться в три-четыре дня, может, и повезет.

Вторая проблема: Долгих. Негласный хозяин города, в который я возвращаюсь. Ему я обязана тем, что жизнь моя пошла под откос, но именно благодаря Долгих я год назад смогла покинуть город. Говоря попросту, он меня спас. Хотя в тот момент я была занята тем, что отстреливала его соратников. Не по приказу конкурентов, а по велению сердца. Так сказать, восстанавливая справедливость. Иногда жизнь делает весьма неожиданные повороты, повергая в изумление и заставляя на многое смотреть иначе. Это был как раз такой случай. Долгих стоял первым в моем расстрельном списке, а оказался спасителем. Причину такой милости объяснил вполне доходчиво. Когда-то он собрал вокруг себя людей, таких же, как он, бизнесменов, чтобы противостоять бандитам. А кончилось это тем, что на языке полицейских протоколов зовется «созданием преступной группировки», то есть не заметил, как сам превратился в бандита, да еще похлеще бывших врагов.

В общем, мое спасение – жест сентиментальный и благородный, некая дань прошлой жизни, когда он был вполне приличным парнем. Взамен он получил от меня обещание более никогда не появляться в городе. И теперь свое обещание я собираюсь нарушить. Наверное, это покажется смешным, но меня сей факт очень волновал, не потому, что невыполнение обещания грозит мне скорой расправой, это я уж как-нибудь переживу, а потому, что я нарушаю данное ему слово. Дело в том, что тот разговор с ним заставил меня на очень многое взглянуть иначе. Жажда справедливости и желание отомстить завели меня слишком далеко. Добро с кулаками очень быстро становится своей полной противоположностью. В общем, выходило неутешительно: мы с ним оказались людьми одного замеса. Плачевный итог. Я дала ему слово не возвращаться, а себе обещала, что с прошлым покончено. И, нарушая данное ему слово, я нарушала и данное себе, потому что знала слишком хорошо: стоит мне вернуться, как я окажусь на проторенной дорожке и, скорее всего, с пистолетом в руках, чему свидетельство недавняя сцена в доме Клепикова. И самые лучшие побуждения меня не оправдывают. Я не жалела, что помогла Валере найти мальчишку, но с грустью готова была признать: благими намерениями мы выстилаем себе дорогу в ад.

В купе заглянула проводница.

– Не спите? Через полчаса прибываем.

Часы показывали двадцать минут первого, но на привокзальной площади вовсю шумела жизнь. Я пересекла площадь и направилась в переулок, намереваясь кратчайшим путем попасть в центр. Там куда проще поймать такси. Но, поразмышляв, все же решила этого не делать, предпочтя идти пешком. Путь мой лежал на ничем не примечательную улицу, где находился бар «Бабочка». Он располагался на первом этаже старого трехэтажного здания. Скромная вывеска, две лампочки в подсветке перегорели. Окна темные, бар уже закрыт, в прежние времена он мог работать до самого утра. Обычно Виссарион закрывал его, когда уходил последний посетитель. Бар облюбовали проститутки, греясь здесь по ночам, если работы не было.

Издали заметив вывеску, я вздохнула с облегчением. Конечно, я надеялась, что у Виссариона все в порядке и бар по-прежнему существует, но знать наверняка не могла.

Свернула в ближайшую подворотню и, протиснувшись в узкое пространство между вросшим в землю неказистым сооружением неизвестного назначения и мусорными баками, вышла к черному ходу бара. В узком окошке над железной дверью горел свет. В груди вдруг разлилось тепло, я чувствовала себя усталым путником, который наконец-то оказался возле родного дома, а свет в окне вроде маяка, немое свидетельство того, что здесь тебя ждут.

Подойдя ближе, я постучала в железную дверь, звонок, как и в прежние времена, отсутствовал.

– Иду, – услышала голос Виссариона, дверь распахнулась, он взглянул на меня и сказал: – Заходи.

Я оказалась в узком коридоре, все тут было знакомо: трещина на стене, календарь пятилетней давности, запах кофе и сигарет. Виссарион сам не курил, но посетителям сие не возбранялось, хотя на барной стойке почетное место занимала табличка с нарисованным белой краской черепом с улыбкой от уха до уха, зажатой в зубах сигаретой и надписью: «Курить – здоровью вредить». Виссарион запер дверь и шаркающей походкой направился в подсобку. В лице ни намека на удивление, точно мы вчера расстались.

– Привет, – сказала я.

– Сейчас заварю чай, – отозвался он.

Виссарион принялся возиться с чайником, а я его разглядывала. Внешне он совсем не изменился, и это тоже порадовало. Волосы совсем седые, но и их мало осталось. Физиономия самая что ни на есть простецкая. Рубашка в клетку, меховой жилет, штаны с пузырями на коленях и тапочки на босу ногу. Виссарион редко покидал свое заведение, жил в том же доме, в квартире на первом этаже по соседству с баром. В подсобке я увидела дверь, которой раньше не было.

– Новшество? – кивнула я в том направлении.

– Ага. Теперь можно попасть в квартиру, не выходя на улицу.

– Удобно. – Чай он заварил, разлил по чашкам и одну пододвинул мне. – Дверь открываешь, не спросив, кто, – попеняла я. – Вдруг грабители? – Он махнул рукой. – Как дела? – прихлебывая чай, задала я вопрос.

– По-старому. Зимой прихворнул малость, Наташка и Кармен меня выхаживали.

Наташка работала здесь поварихой, девок она терпеть не могла, оттого предпочитала обретаться в кухне, а если выходила, непременно затевала скандал. Кармен, по моим подсчетам, было за пятьдесят, и я порой диву давалась, как она умудряется заработать себе на жизнь. Ее клиенты сильно пьющие дяди в летах, сами голову ломали, где найти деньжат на опохмелку. Она единственная из девок не вела с Натахой перманентной войны, так что их совместное бдение у постели больного не удивило.