Лидия Ульянова - Размах крыльев ангела

Пока Маша птицей летела навстречу, он успел шугануть подвернувшегося под руку Степаныча, ногой опрокинуть полведра воды. Мария приготовилась давать отпор.

– Сашенька, здравствуй, а я и не знала, когда ты вернешься.

– Лучше бы и не возвращался, – резко перебил Македонский. – Что ты здесь развела?

– Печку кладут, Саша. Я думала, может, к твоему приезду успеют закончить. Все равно, скажи, я молодец?

– Молодец? – нежно переспросил Македонский, словно ослышавшись. – Молодец? – А потом уже нормальным голосом, набирая обороты;—Ты что, совсем? Ты где взяла? Это… Это… Что тебе могут положить? Да тебя ж только разведут на два счета. Кто потом переделывать будет? Я? Скажи, я?

Маша решила не обращать внимания. Понятно же, что кричит так от буйного нрава, от усталости, сам же еще в дом не входил и ничего не видел. А печь получалась мировая, они с Василием не просто так голову ломали, все по уму должно быть. И Вася уже изразцы начал класть. А порушенную часть стены Степаныч почти зашил доской.

– Саша, ты зайди и посмотри, там печник, его Василием зовут. А я пока тебе поесть приготовлю. Устал? – миролюбиво попыталась сгладить ситуацию Маша.

Македонский большими шагами рванул в дом, приготовился к встрече с неизвестным Василием, был на взводе, не пытался даже вникнуть в смысл придуманной конструкции, не оценил качества крепкой, на совесть работы. Вдруг увидел перед собой сидящего на корточках Василия и не закричал. Кричать на лучащегося внутренним светом тихого, хрупкого с виду печника было несерьезно как-то. Вася встал, невысокий и худой, волосики жиденькие, тоненькие, шейка немощная, плечики узкие. Только руки у Васи были сильными и умелыми, но рук Бешеный Муж не разглядел.

– Здравствуйте. Василий, – прошелестел печник умиротворенно, вытер об рубашку руку, протянул Бешеному. Ладошка была узенькой, почти детской.

Македонский руки не принял, а Вася, посчитав, что свою задачу выполнил, спокойно вернулся к оставленным изразцам.

Ситуация складывалась неправильная, словно бы этот цыплюк доходяжный и в расчет хозяина не принимал.

– Сколько денег отдала? – грозно повернулся Македонский к жене.

Маша спокойно назвала цифру, и всем троим было понятно, что сумма-то совсем невелика для этой работы.

– Где взяла? Если заняла, то сама и отдавать будешь.

– У меня были. Мне бабушкина сестра перед отъездом дала.

– Та-а-ак. Значит, у тебя денежки водятся. Та-а-ак. Значит, когда мне нужно было, то не было, а на ветер бросать у тебя есть.

– Не на ветер, Саша. Не на ветер. На тепло. – Маша тоже начинала сердиться. Она точно знала, что сама, без посторонней помощи провернула важное и ответственное дело, а ей вместо похвалы одни необоснованные претензии. – Мне, Саша, иногда кажется, что ты сюда на один день приехал. Зима на носу, холодно спать по ночам. А денег ты у меня и не просил никогда.

– Не хватало еще мне у тебя денег просить! Кто б подумал, что ты у нас миллионерша. Тайком все, молчком. Признавайся сразу, что еще таишь? Может, завела себе кого, пока меня нет, а я и не знаю? Хотя приятели у тебя старые да хлипкие, не стоит, наверно, ничего. Миллионщица!

Маше надоело слушать его бред, надоело терпеть оскорбления в присутствии чужих людей. Она решила достать его окончательно, тем более что сам попросил признаваться. Она выпрямила спину, подняла голову и сообщила:

– Я устроилась на работу. – Не успел муж осмеять эту ее очередную новость, добавила:—Я работаю у Пургина администратором туристического комплекса.

Это был удар ниже пояса. Даже не удар, а пострашнее. Он, Македонский, столько раз добивался встречи с Пургой, его даже на порог не пустили, а она спокойно заявляет, что, видишь ли, администратор. Лучше Саши Македонского Пургин бы администратора в жизни не нашел, у Саши бы все по струнке ходили и темы бы были реальные… Или пошутил Пургин, а она за чистую монету приняла, дуреха? Хотя нет, по глазам ее видно, что не пошутил. Да она только и может, что на стол подавать. Кофе там, чай, как это секретарши делают. Только ведь секретарши еще с боссами… Нет, это исключено. Машка на такое никогда не пойдет, пока Македонский есть, у нее принципы. А может, напрасно он в Норкин уехал, может, упустил контроль? Пургин – это тебе не придурочный Степаныч, не печник-подросток.

Македонский почувствовал, как злость его сменяется обидой. Обидели Македонского, почти что оскорбили.

«Это мы еще посмотрим, – приговаривал про себя оскорбленный Македонский. – Это мы поглядим еще, какой ты, блин, администратор хренов! Это мы подождем, когда тебя, фифу такую, Пургин под зад коленом турнет. Приползешь обратно, эх, приползешь…»

Только ближе к вечеру, когда немного остыл обиженный Саша, Мария вспомнила, что бросила на чердаке свои находки.

– Саша, посмотри, что я на чердаке нашла! – Маша спустилась, прижимая к груди неловко завернутые в старый сафьян книги.

Развернула узорчатую ткань, высвободила фолианты.

– Смотрите, они же старинные? Чьи они могут быть? – радостно обратилась к присутствовавшим рядом Саше, Степанычу, Василию.

Мужчины подошли поближе, с интересом и удивлением рассматривали находки. Македонский по-хозяйски взял одну за другой в руки, переворачивал страницы. Василий словно еще больше просветлел, на лице его появилось новое, благоговейное выражение. Степаныч только громко крякнул.

– Не пойму, они, что ли? – непонятно спросил он Васю.

Вася приблизил глаза к самым страницам, прошелестевшим из рук Македонского прямо по носу, кивнул:

– Пресвятая Богородица! Они, как есть они. Я их, правда, никогда в руках не держал, но точно они. Вот подарок-то, вот праздник!

Македонский плохо понимал, о чем речь, но на всякий случай книги притянул ближе к груди.

– Голову-то убери, какой это тебе подарок! Ты, что ли, нашел?

– Фартовая ты, Мария! – только и вымолвил озадаченный Степаныч. Он-то хорошо себе представлял ценность находки в отличие от темного Македонского.

Вася поедал книги глазами, боролся с собой, чтобы не протянуть к ним руку, не дотронуться. Но не решался, боялся спугнуть.

– Да что вы в самом деле? – Маша топнула ногой. – Объясните же мне кто-нибудь!

Степаныч пояснил, голос его сел от напряжения:

– Это, Маш, старинные старообрядческие книги. Драгоценность настоящая. В них тексты молитв, правильные тексты. Таких книг почти не осталось уже, поэтому молитвы раскольники долгое время из уст в уста передавали, от руки переписывали. Отчего, как ты думаешь, твоя Гавриловна с Никодимом из-за молитв ссорятся? Из-за того, что книг почти не осталось. Эти раньше в Нозорове у Федосия хранились, но их лет уж пятнадцать как у него украли. Я тоже их не видел никогда, но слышал эту историю…