Нора Дмитриева - Мой личный врач

– Вы родом, наверное, с юга?

– Ага, с Ростовской области, с Кагальницкого района. Проживаю в станице Светлая… Слыхали про такую?

– Нет, не слышала.

– Гарная у нас станица, вся в садах – вишни, абрикосы, груши… А вокруг простор – поля, степи! Полынью пахнет, чабрецом. Перед хатами мальвы цветут. При советской власти был у нас богатый совхоз. Зерно государству сдавали, мясо. А раньше, еще при царе, станицу нашу звали Злодейской, лихие люди в ней жили, по большим дорогам грабили, а нонче все вспять воротилось, опять народишко баловать стал. Вот у меня хату на Пасху спалили, со всем добром нажитым, с кухней летней.

– А кто спалил?

– Да разве узнаешь? Туда за последние годы много всякого люда с Кавказа набежало. Рядом со мной ассирийцы поселились, вроде народ спокойный, все больше торговлей занимаются, машины подержанные продают, мануфактуру, правда, бабы шептали, что они и дурью приторговывают, но за руку их никто не ловил, так что грех наговаривать, соседи хорошие, нехай живут. Только ведь и они спалить-то могли: у них младший сынка женился, стал отделяться, а жить-то они привыкли кучно. Могли и так рассудить: дескать, тетка вдовая, безмужняя, ей одной-то новый дом не поднять, вот бы и предложили мне за квартиру землицу продать.

Только они знать не знали, что у меня зять – большой человек, алихарх. Дай ему бог здоровья, он мне дом новый строит, лучше прежнего, а я пока тут у дочки гощу, на всем готовом проживаю.

– А чтобы вам вообще здесь не остаться, с дочерью жить, внучку нянчить?

– Да господь с тобой, – Ксана всплеснула руками. – Я же к воле привыкла, к простору. У меня хата-то последней перед полем стояла, вечером выйдешь в сад, а за садом небо от края до края и зори по небу играют. А тут что? Забор двухметровый с колючей проволокой, как вроде в тюрьме. И жизнь непривычная. Галочка то и дело меня срамит, то я вилку не так держу, то не то скажу, то не туда сяду. Кушать у них можно только по часам. А я ж как привыкла: пришла с поля – поела, с огорода пришла – перекусила. Сама себе хозяйка. Да и делать-то мне здесь нечего: говорю, Галя, давай я грядочки разобью, укропчик посею, морковь, картошечки ведерка три-четыре посажу, у вас земли-то здесь прорва. А она мне в ответ – не позорьте меня, мама, у нас для работы в саду есть садовник, а грядки не нужны, потому что домоправительница всякие свежие овощи у фермеров покупает. А я так все равно думаю, что это неправильно, со своим укропчиком, да со своим бурачком, да капусткой борщ куда как вкуснее… – Ксана горестно вздохнула и подперла щеку полной рукой с серебряным колечком на безымянном пальце. – Вот и приходится в безделье день проводить да тайком от дочки перекусывать, чтобы не засрамила. А самое плохое, что она Алисочку, внучку мою, мало до меня допускает, говорит: вы, мама, ее ничему, кроме матерных частушек, научить не сможете, пускай с ней гувернантка занимается, иностранным языкам обучает, потому что я, говорит, хочу с восьми лет ее в Швейцарию в частную школу отдать… Ну, вот ты мне скажи, разве это дело при живых-то родителях малолетнее дите за границу в чужие люди отдавать? И вообще, какая-то девица с моей внученькой, моей кровинушкой, тешкается, а я не могу…

Вдруг раздался пронзительный детский визг, и в беседку вбежала очаровательная девчушка лет пяти с пышным бантом на кудрявой головке. В руках она держала садовые ножницы острыми концами вперед и, не переставая верещать, летела прямиком на Ксану. От проникающего ранения в живот последнюю спасла я, успев схватить ребенка за шиворот и вырвать у него из рук опасный предмет. Отпущенное мной дитя тут же хлопнулось на пол, забило ручками и ножками, замотало головой, начало изгибать спину и перешло на ультразвук. Ворвавшаяся вслед за ним в беседку растрепанная девица в джинсах и ярко-желтой ветровке добавила шуму, бросившись перед ребенком на колени и вопрошая: «Алисочка, деточка, ты себя не поранила?» Ксана закудахтала что-то сюсюкающее, а Анюта взвыла: дитя тяпнуло ее за палец, когда та безуспешно пыталась поставить его на ноги. Полюбовавшись пару минут этой сценой, я решила ее прекратить.

– Значит, так, милые дамы, пожалуйста, выйдите на минутку из беседки, – перекрыла я своим командирским (по определению Люси-Люсьенды) голосом истошный детский визг, – мы тут с этой юной леди пообщаемся, как говорится, тет-а-тет…

Дамы безропотно повиновались, и мы остались с Алисой вдвоем. Я дала ей возможность покричать еще немного, отвернувшись и никак не реагируя на ее вопли. Потом, пока она набирала воздух перед очередным раундом, я присела перед ней на корточки и негромко спросила:

– Ты кого больше любишь, собак или кошек?

Через несколько минут мы рука об руку вышли с улыбающейся Алисой из беседки.

– Надо же, – удивилась девица в ветровке, – как вы с ней быстро справились, а у меня так не получается, я пытаюсь ее отвлечь, а она как зайдется, все голосит и голосит, иногда даже до рвоты!

– До рвоты – это очень плохо… А кстати, как у нее в руках ножницы оказались?

Девица заторопилась объяснить:

– Их садовник на скамейке оставил, а я на минуточку отвернулась, – тут девица зарделась, а Анюта усмехнулась, – поворачиваюсь, а они у нее уже в руках, я попробовала отобрать, а Алиса как завизжит и в беседку…

– И родной бабуле чуть пузико не проткнула, – умилилась Ксана, подхватывая девочку на руки.

– Скажите, а у девочки часто бывают аффективно-респираторные приступы?

– Какие приступы? – не поняла девица.

– Такие, как сейчас.

– Ну, за этот месяц раза три было, а как раньше – я не знаю.

– Яна у нас недавно работает, – встряла в разговор Анюта, – а в истерику Алиска впадает часто, я же вам уже говорила.

– Понятно. А что ей врач прописал?

– Бром с камфарой, – ответила Яна. – Только она микстуру пить не хочет, зубы сжимает так, что я боюсь, они у нее крошиться начнут…

Я внимательно посмотрела на предмет нашего разговора, который трудолюбиво пытался вырвать из уха Ксаны серебряную сережку.

– Да, тяжелый случай! А вы попробуйте, Яна, делать ей хвойные ванночки по вечерам и добавлять туда пару капель валерьянки, это здорово успокаивает, я по своим племянникам сужу (правда, о том, что их лучше всего успокаивает ремень, демонстративно вынимаемый Константином из брюк, я решила не упоминать). И намекните Галине Герасимовне, что надо бы показать Алису хорошему детскому неврологу…

Перед домом наша приятная компания распалась: Яна увела весело щебетавшую Алису в детскую, Ксана отправилась в кухню, чтобы по-тихому, дабы не засекла дочка, вернуть поварихе миску и ложку, Анюта пошла к себе читать «Дети капитана Гранта» из летнего задания по литературе, а я вернулась к Вере Дмитриевне.