Элизабет Хейнс - Где бы ты ни скрывалась

Вернулся Стюарт и снова сел напротив. Я сделала еще один глоток и изобразила уверенную, как мне казалось, улыбку:

— Видишь, уже все нормально. Просто твоя сумасшедшая подружка опять распсиховалась из-за пустяка.

Стюарт не сводил с меня глаз.

— Может быть, все-таки расскажешь мне? — спросил он. — Думаю, это тебе поможет.

Я сжала руки. Сказать «нет»? Он все равно будет допытываться, пока я не сдамся…

— Ладно, скажу. Это часть моего прошлого, которое я хочу забыть. Раз и навсегда.

— Эта часть твоего прошлого, похоже, имеет огромное влияние на твое настоящее, — сказал он.

— Ты думаешь, я сама положила себе в карман эту пуговицу?

— Я этого не говорил.

Я прикусила губу. Я еще не допила чай, а то бы просто встала и ушла. В любом случае мне надо было домой — начать проверки. Как он смог пробраться ко мне в квартиру? Я должна была это выяснить. Хотя бы попытаться.

— Посмотри на меня, — сказал Стюарт. — Кэти, я ведь не стараюсь проникнуть в твою бедную, измученную головку. Забудь о моей профессии — с тобой я не психотерапевт, а просто влюбленный дурак, который хочет помочь.

Я невольно улыбнулась:

— Прости меня. Я так долго держала это в себе, нелегко, знаешь ли, вдруг взять да и выложить все, понимаешь?

— Понимаю.

Я подошла к Стюарту и уселась к нему на колени, вжалась в него, спрятала голову у него под подбородком. А он крепко меня обнял.

— У меня было красное шелковое платье. То самое. Когда мы с ним познакомились, я как раз была в нем. А он… он обожал красный цвет.

Перед глазами у меня мелькнуло мое платье, как чудесно оно облегало фигуру, как шло мне и как мне пришлось купить те милые туфельки ему в тон. Поначалу мне даже не хотелось снимать его — будь моя воля, я бы все время его носила, так оно мне нравилось.

— Значит, пуговица напомнила тебе о пуговицах на этом платье?

— Да! То есть не просто напомнила! Ты не понимаешь, эта пуговица… она от того самого платья! Я знаю… или… — Я судорожно попыталась воскресить платье в памяти, вспомнить, какого размера были пуговки, сделаны из металла или пластмассы? Абсолютная уверенность сменилась сомнением: а вдруг я ошиблась? Теперь, когда пуговица лежала в уличном мусорном контейнере, я не могла ни в чем удостовериться. Но одно я знала точно. — Это его почерк, Стюарт. Его мерзкие, извращенные игры. Он засунул пуговицу в карман джинсов, чтобы помучить меня. Чтобы я знала: он вернулся и теперь я никуда от него не денусь.

Стюарт гладил меня по руке, но я почувствовала, что его тело слегка напряглось. Я ожидала, что он скажет: «Успокойся, это всего лишь пуговица», но он сказал другое очень ласковым голосом:

— Может быть, ты сама ее где-то подобрала?

— То есть как это — подобрала? Я что, похожа на человека, который подбирает мусор на улице? Ты подбираешь мусор? Нет? Вот и я не подбираю.

— А может быть, она случайно попала тебе в карман, когда ты стирала джинсы в прачечной? Тот лоскуток был скомкан так, как будто его только что вынули из стиральной машины. Пуговица могла оторваться от чьей-то еще вещи, осталась в барабане. Такое ведь возможно?

— Слушай, ты на чьей стороне?

Я вскочила с его коленей — мне вдруг показалось, что обнимающие меня руки душат, не дают дышать. Я прошлась по комнате, стараясь унять вновь нарастающий страх и злость. Вместе с паникой росло ощущение полной, абсолютной безвыходности.

— Я не знал, что здесь есть «стороны».

— Заткнись и не строй из себя идиота! — вдруг заорала я.

Он замолчал. Я поняла, что перегнула палку, и мне сразу стало стыдно.

— Прости меня, — сказала я кисло. — Не сердись, ты же видишь — я сама не своя.

— Тебе следует позвонить в полицию, — объявил Стюарт.

— А что я им скажу? Они не поверят мне, — несчастным голосом прошептала я.

— Надо попробовать.

— Ты ведь не веришь мне, а с какой стати поверят они?

— Я не говорю, что не верю. Я просто знаю, что этот человек травмировал тебя физически и психически так сильно, так запугал, что ты не воспринимаешь никаких логически обоснованных предположений. Реальных вариантов того, как пуговица попала в твой карман.

— Вот именно, в мой карман, а не в барабан стиральной машины. Но пуговица сама не могла туда запрыгнуть, в смысле, в карман. Ты что, не слушаешь меня? Он все время мучил меня именно так, втихаря: вламывался ко мне домой, когда я была на работе, перекладывал вещи, оставлял порнографические фотки под одеялом, записки всякие. Так, чтобы я не заметила или заметила не сразу. Поэтому я и начала когда-то все проверять.

— Как это — вламывался к тебе домой?

— Он, как это сказать… был мастером по этой части. Мог в любой дом войти и выйти так, что никто ничего бы не заметил.

— Господи Исусе! Он у тебя кто был — квартирный вор?

— Нет, не вор. Он служил в полиции.

Я отъехала от дому и свернула за угол, не смея оглянуться.

Солнце уже взошло, небо сияло чистой синевой, воздух был очень свежим, но нехолодным. Какой прекрасный будет день! Чудесный, изумительный день… Я осмелилась поглядеть в зеркало заднего вида — дом мой скрылся за углом, и я почувствовала, как в груди нарастает крик — что-то среднее между рыданием и истеричным смехом. Неужели? Неужели я свободна?

Я доехала до работы, прошла внутрь через заднюю дверь, чтобы не здороваться с охранником, и забрала из чулана чемодан. В боковом кармане лежали доллары и мой паспорт с трехмесячной американской визой. Бедный мой кабинет — совсем голый, на следующей неделе его будет обживать новый сотрудник. Прощай! Я вытащила чемодан через заднюю дверь, надеясь, что охранник не все время смотрит на экран монитора: мне совершенно не хотелось отвечать на вопросы, куда это я собралась.

Пока все шло по плану.

Оказавшись на шоссе, я запела. Я проехала два перекрестка в сторону Престона, пробралась по лабиринту узких улочек к вокзалу. Город постепенно просыпался, и машин на улицах становилось все больше.

Я припарковала машину прямо напротив центра продаж подержанных машин, положила на переднее сиденье документы на машину и записку:

Тому, кто это найдет.

Пожалуйста, присмотрите за машиной, мне она больше не нужна.

Спасибо.

Я оставила ключи в зажигании. Тот, кто найдет мою машину, вряд ли побежит уведомлять полицию.

Так, теперь на станцию. Я купила билет до Лондона, заплатила наличными, и отправилась на платформу. До поезда оставалось пять минут, но я вся извелась — когда же… Я знала, что Ли еще крепко спит. Но хотелось как можно скорее оказаться от него подальше. Бежать без оглядки.

Народу было довольно много, на каждой станции кто-то заходил, кто-то выходил. Очень хотелось расслабиться, почитать книгу — в общем, ничем не отличаться от нормальных пассажиров. Замерев, я смотрела и смотрела в окно, на проносившиеся мимо поля, деревушки и поселки… — поезд мчал меня все дальше от старой жизни и все ближе к свободе.