Наталья Солнцева - Следы богов

– Ладно, поехали.

Багиров назвал адрес Ковалева. Сегодня у него «день школьных воспоминаний».

Ковалев оказался дома. Он работал сторожем на парковке и дежурил сутки через трое. Заспанный и всклокоченный, он долго не мог понять, чего от него хочет этот мужик в костюме и галстуке.

– Зачем тебе Жорка? – тараща мутные с перепоя глаза, вопрошал Ковалев.

– Я адвокат, – Багиров показал ему удостоверение.

– Чё?.. Жорка на нары загремел?

«Адвокат» не стал его разубеждать, неопределенно повел головой и под шумок протиснулся в грязную прихожую.

– Мы можем поговорить?

Бутылка водки, принесенная Багировым, оказала магическое действие. Глаза хозяина прояснились, он махнул рукой в глубь квартиры.

– Пошли на кухню.

Сдвинув в сторону остатки еды, Ковалев поставил на стол два стакана, уселся и нетерпеливо засопел. «Адвокат» не торопился разливать.

– Ну… давай базарить, – пробурчал хозяин.

Он понял, что выпить сможет только после разговора, и решил приблизить вожделенный миг.

– Когда ты последний раз видел Пилина? – спросил Багиров.

– Давно… еще зимой, а чё?

Слово за слово, Ковалев разговорился и выложил «адвокату» все, что знал. После того как Жору выгнали с заправки, он запил по-черному, перебивался случайными заработками. И в личной жизни у него пошли скандалы. Маруська денег требовала, а не то грозилась выгнать. Жорка озверел совсем, проклинал «зажравшихся буржуев» на чем свет стоит, особенно Варяга. Клялся прилюдно, что убьет гада.

– Варяга? – переспросил Багиров.

– Да, блин… короче, это кликуха такая. Пацан с нами рос, Широков, первый Жоркин враг. Его во дворе звали Варягом. Он сильный был, как бычара, одним ударом кулака на спор любого сваливал. Ох, как его Жорка ненавидел! У них драка вышла из-за бабы. Баба-то никудышняя… квелая. Померла потом, а этот… Широков чего-то запал на нее. Ну и… вот…

Ковалев икнул и замолчал, не сводя глаз с бутылки. Для Багирова было загадкой, как это водка приобретает такую неограниченную власть над человеком?

– За что Пилин грозился убить Варяга? – спросил он, откупоривая бутылку.

– Дак… он на заправку устроился по чужому паспорту. У Жорки судимость… кто б его так взял? Но он все равно долго не выдержал, устроил по пьяни драку… его и выперли. В придачу оказалось, что заправки той хозяин – Широков. Это Жорку ух как бесило. У них ведь пути-то давно разошлись. Варяг после школы свалил с Заводской, мамашу бросил. Никто не знал, где он, чем занимается… А тут такое! Широков, выходит, хозяин, а Жорка у него вроде раба. Он этого не стерпел, взбеленился, орал, что Варягу не жить…

– Пилин действительно способен убить или все это пустые угрозы?

Ковалев пожал плечами.

– Довели братана… У них с Варягом давняя вражда, не на жизнь, а на смерть. Жорке терять нечего, окромя своих цепей. Так что…

– А где я могу найти сожительницу Пилина? – спросил Багиров.

– Маруську-то? – Ковалев жадно выпил водку, вздохнул от удовольствия. – Хорошо пошла…

– Маруську! – напомнил Багиров.

– Она на фабрике работает, где нитки красят… и живет, кажись, поблизости. Точно не скажу, не знаю.

От Ковалева поехали на фабрику. Шанс застать Пилина у сожительницы был невелик, но Багиров решил не упускать ни одной возможности…

Широков устал.

День выдался сумбурный, бестолковый. С утра приехали партнеры из Питера, согласовывали договор, уточняли детали. Пообедать Павел не успел. Сразу после встречи пришлось ехать в банк, утрясать нестыковки.

Бумаги, разговоры… разговоры, бумаги… звонки… бумаги…

Под вечер Широков почувствовал, что соображает с трудом. Раньше с ним такого не случалось. Тело могло утомиться, но ясность ума сохранялась в любых обстоятельствах.

Дополнительная охрана создавала свои сложности, – бизнесмены недоумевали и настораживались, хотя задавать вопросы не решались. Сдерживало общепринятое согласие: не вмешиваться в чужие дела.

– Поеду домой, – сказал Павел старшему менеджеру. – Закончите без меня.

– Охрану на ночь оставить в офисе? – поинтересовался Глобов, подавляя зевок.

Ему ужасно хотелось спать.

– Спроси у Багирова…

– Он еще не приезжал.

– Как?!

Широков позвонил начальнику службы безопасности на сотовый.

– Борис, ты где?

– Любуюсь вечерней Москвой, – пошутил тот. – Дельце тут у меня одно есть, Павел Иванович, так что, извини, ужинайте без меня.

– Ужинайте! – недовольно пробурчал Павел, отключаясь. – Мы еще не завтракали и не обедали…

После разговора с Багировым ему полегчало. Ничего плохого за день не произошло, иначе Борис сказал бы.

Вечерняя Москва… Широков только сейчас заметил, что за окнами стемнело. Голландские светильники в его кабинете создавали эффект дневного освещения, поэтому вечер наступил незаметно.

Широков махнул рукой Севе и Давиду, которые следовали за ним по пятам.

– Ладно, поехали.

Всю дорогу он боролся с дремотой. В голове бродили путаные мысли, терялись в сумерках подступающего сна. Едва добравшись до квартиры, Павел отключил мобильник, стащил с себя костюм и рухнул на диван. Казалось, что сон сморит его мгновенно, – ничего подобного. Это в машине дремота застилала глаза, а дома на диване она куда-то испарилась. Он полежал немного, призывая сладкие объятия Морфея. Хоть бы что…

– Проклятие!

Аккуратно подстриженная голова Севы просунулась в дверь гостиной.

– Вы нас звали, Павел Иванович?

– Нет!

– Извините…

Широков с тоской посмотрел на синие шторы, закрывающие окно. Вот такая же пелена возникла перед ним, и он ничего не может с этим сделать. Ни убрать ее, ни отодвинуть…

– Вас к телефону, Павел Иванович, – снова заглянул в гостиную Сева.

– Кто?

– Татьяна. Возьмете трубку?

Широков ощутил легкую досаду. Отношения с Таней начинали тяготить его. Какого черта она трезвонит? Раз сотовая связь отключена, значит, он отдыхает. Павел уже забыл, как ему была приятна ее женская забота, как он нуждался в близости, в том, чтобы кто-нибудь беспокоился о нем, ждал и волновался. Все это вдруг показалось лишним.

– Скажи, что я уже сплю, – недовольно велел он охраннику.

И тут же почувствовал себя виноватым. Таня любит его, она только хотела узнать, как у него дела, – все ли в порядке. А он? «Скажи, что я уже сплю!» Очень красиво. И главное, вежливо.

«Откуда во мне это равнодушие, эта холодная жестокость? – раскаивался Павел. – Неужели смерть Эльзы заморозила мою душу навеки? Я циничный, хладнокровный эгоист, который сам не знает, чего хочет. Я мучаю Таню, кроткую, преданную мне женщину. Она заслуживает гораздо лучшего отношения, она… милая, нежная и ласковая, ничего не требующая. Бедная Таня! Игорь погиб, а я не могу заменить его. Хотя… кто знает, как они жили в браке? Может, не так уж безоблачно. Мы с Таней ни разу не говорили об Игоре: по умолчанию наложили на эту тему табу. Я не скрывал от нее неприятных черт своего характера. Иногда я бываю несносен. Но как же быть, если я таков? Измениться? Я не хочу…»