Наталья Солнцева - Следы богов

Как ни странно, столь печальная развязка не повергала Ольгу Антоновну в уныние, а, напротив, воодушевляла ее.

Казаков, лежа в постели, переключал каналы телевизора в поисках криминальных новостей, но о Христофоре Граббе больше ничего не передавали.

Лена перестала звонить. Это и радовало, и пугало Вадима Сергеевича. Бронхит потихоньку отступал, Казаков собирался в понедельник закрыть больничный и идти на работу. Все возвращалось в привычное, безопасное русло…

Жаркие дни сменились прохладными, тополиный пух устилал аллею, по которой любил гулять Вадим Сергеевич. У скамеек суетились голуби, подбирая брошенное прохожими угощение. Завуч еще покашливал, но чувствовал себя значительно бодрее.

По дороге из поликлиники он решил зайти в гастроном, купить вина, сладостей и устроить маме праздничный обед. Он чувствовал себя виноватым перед ней. История с Леной и Христофором Граббе отступила куда-то далеко, в область ночных кошмаров, и потеряла для него жгучую остроту. Тревога притупилась, затихла.

Казаков купил бутылку хереса, торт и мамин любимый трехслойный мармелад. Он вошел к себе во двор и вдруг… заметил женщину, похожую на Лену. Она стояла и смотрела снизу вверх, как раз на его окна.

– Господи… – прошептал Вадим одеревеневшими губами. – Что ей здесь надо?

«Как это “что”? – с готовностью откликнулся внутренний голос. – Она пришла убить тебя. Ведь ты единственный, кто знает ее тайну».

– Она меня тогда не заметила, – неуклюже оправдывался Казаков. – Она не могла меня видеть.

«Это ты так думаешь. Обманываешь себя, чтобы не сойти с ума от страха! – возразил голос. – Она все знает. Иначе не пришла бы сюда и не стояла бы под твоими окнами. Трус! Тебе надо было сразу позвонить в полицию и все рассказать. А теперь…»

– Боже мой… – панически забормотал Казаков, чувствуя, как по спине стекает липкий холодный пот. – Что же делать?

Он ринулся в самую гущу кустов и распластался там, старясь рассмотреть лицо женщины. Это была Лена. Она повернулась в его сторону, прямо туда, где он прятался, и ее белое лицо-маску исказила кривая усмешка.

Страх парализовал Вадима Сергеевича, пронизал его до костей и охватил ледяной рукой сердце. Все! Теперь все. Он пропал. Она знает, она видела его там… в подъезде, за сундуком. И она решила его убить. Но какое у нее страшное лицо…

Казаков ощутил приближение приступа кашля и задохнулся от ужаса. Дурнота тяжелой волной заволокла сознание, навалилась и погребла его под собой…

– Вадик! – заплаканная мама шлепала его по щекам, а он никак не мог открыть налитые свинцом веки. – Что с тобой? Я тебя ждала, ждала… вышла мусор вынести, иду мимо, смотрю – твой туфель из кустов торчит… У меня все отнялось! Я подумала, ты…

Она громко всхлипнула.

Вадим Сергеевич открыл глаза и слабо вздохнул. В ушах стоял неприятный звон, тошнило.

– Вставай… – мама неуклюже пыталась его приподнять. – Пойдем домой.

Он хотел спросить, где Лена, но не смог. Губы и язык онемели, не слушались. Кое-как с помощью Ольги Антоновны ему удалось подняться на ноги и доковылять до подъезда. Подъем по лестнице превратился в серьезное испытание для обоих. Наконец они добрались до своей двери. Ольга Антоновна полезла в карман за ключами.

– Потерпи, Вадик, сейчас…

К ручке двери была привязана тоненькая черная ленточка.

– Ч-то это? – еле ворочая языком, выговорил Вадим.

– Где?

– В-вон…

Ольга Антоновна только теперь обратила внимание на ленточку.

– Не знаю. Детишки балуются, наверное.

– А… п-почему она ч… ч-черная?..

Страх снова завладел Казаковым. Эта лента на ручке двери оказалась неспроста. Черная лента! Знак траура, смерти… Ее привязала Лена. Таким образом она предупреждает его: «Берегись, твои дни сочтены!»

– М-ма-а-а… – вне себя от ужаса, взвыл Вадим Сергеевич. – У-убе… у-убери-и.

– Успокойся, Ваденька, – засуетилась Ольга Антоновна. – Ну, чего ты так испугался?

Руки ее дрожали, и она не сразу смогла развязать тугой узел на ленте. Цвет ленточки не понравился Ольге Антоновне. Дурацкие шутки! Дети совсем распустились. Никто не занимается их воспитанием, – вот в чем дело. Родители с утра до вечера пропадают на работе, а их чада хулиганят. Вместо того чтобы сидеть за уроками, они придумывают всякие гадости и досаждают порядочным людям. Безнаказанность – бич общества.

Она уложила Вадима на диван, принесла ему сердечные капли.

– Выпей, сынок. На тебе лица нет.

Казаков молча выпил. В его голове крутились мысли одна ужаснее другой. Лена, Лена! И зачем только он связался с ней, на свою погибель? А все мама! Жениться, видите ли, ему пора. Разозлившись на Ольгу Антоновну и обвинив ее во всех своих бедах, Вадим оттолкнул ее руку со стаканом.

– У-унеси… Больше не хочу.

Она обиженно поджала губы. Дети привязали к двери дурацкую ленточку, а она виновата. Сын совершенно ее не жалеет. Но чего он так испугался? Нервы… нервы расшатались. Педагогическая работа ужасно изматывает, а тут еще болезнь. Вадику пора как следует отдохнуть.

– Пойду сделаю чай, – сказала Ольга Антоновна.

Казаков не возражал. Он лежал, глядя в потолок, и прислушивался к частым ударам своего сердца. Надо серьезно лечиться, может быть, поехать в санаторий. Подальше от Лены, от Москвы… от жутких воспоминаний.

Минутная радость сменилась разочарованием. Нет, это его не спасет. Ведь рано или поздно придется возвращаться домой.

Ольга Антоновна принесла чай с малиной. Она заваривала не ягоды, а веточки и листья малины, считая их верным средством от простуды.

За чаем Казаков спросил:

– Ты никого не встретила во дворе, когда выносила мусор?

– Нет… а что?

– Так, просто спросил. Мне стало плохо, и я… не помню точно, как упал.

– Тебе нельзя было столько ходить, – назидательно сказала Ольга Антоновна. – Ты еще очень слаб. Бронхит – коварное заболевание. Удивляюсь, как врач тебя выписал. Сейчас никто ни за что не несет ответственности…

– Ты точно никого не видела? – перебил Казаков.

Она подозрительно посмотрела на сына и потрогала рукой его лоб.

– Ну вот, у тебя снова жар. Завтра на работу не пойдешь.

Вадим Сергеевич, будто подтверждая ее слова, сильно раскашлялся. Он кашлял и кашлял, ощущая ноющую боль в груди. Мама права – бронхит легко может перейти в воспаление легких. Эту болезнь опасно запускать.

Ольга Антоновна подмешала в чай успокоительное, и спустя несколько минут Вадим уснул. Ему снилось страшное, белое лицо Лены. Она шла по улице в дождевике, несмотря на жару, и несла венок, увитый траурными лентами. На лентах серебристой краской было написано: «Дорогому Вадиму от скорбящей невесты».

– А! А-а-ааа-а…

Казаков вскочил, дико озираясь вокруг. Сквозь шторы пробивался солнечный свет, с кухни доносились запахи кофе и жареной картошки. Часы показывали восемь утра…