Марио Пьюзо - Последний дон

Посвящается Вирджинии Альтман и Доменику Клери

В Вербное воскресенье, через год после окончания Большой Войны против клана Сантадио, дон Доменико Клерикуцио праздновал крестины двух младенцев, в жилах которых текла его кровь. Приняв самое важное решение в своей жизни, он пригласил на торжество глав крупнейших Семей мафии, а также Альфреда Гронвельта, владельца отеля “Занаду” [Место действия поэмы “Кубла Хан” Колриджа. В переносном смысле – идиллическое, прекрасное место, нечто вроде Эльдорадо.] в Лас-Вегасе, и Дэвида Редфеллоу, создавшего крупнейшую в Соединенных Штатах империю наркобизнеса. Все они в той или иной степени являлись его партнерами.

Будучи главой самой влиятельной Семьи в Америке, дон Клерикуцио намеревался отступить с занятых позиций – во всяком случае, с виду. Настало время действовать иными методами. Явное могущество становилось чересчур опасным. Однако и выпускать его из рук тоже было бы опасно. Проделать это следовало крайне тактично, проявив щедрость и добрую волю. И при всем том на собственных условиях.

Владения Клерикуцио в Квоге представляли собой двадцать акров земли, окруженных трехметровой стеной из красного кирпича, по верху которой была протянута колючая проволока с охранной сигнализацией. Помимо главного особняка, на этом пространстве стояли дома трех его сыновей и двадцать домов поменьше для верных сподвижников Семьи.

Накануне прибытия гостей дон и его сыновья уселись за ажурный белый металлический стол, стоящий позади особняка в окружении решеток, увитых плющом. Старший из сыновей, двадцатисемилетний Джорджио – с тонкими усиками, агрессивно ощетинившимися над верхней губой, высокий, поджарый, будто английский джентльмен (элегантный костюм только подчеркивал это сходство), наделенный острым, холодным умом, – хранил на лице непроницаемое, бесстрастное выражение. Дон сообщил Джорджио, что ему предстоит поступить в Вартонскую школу бизнеса. Там он постигнет все премудрости того, как присваивать деньги, не выходя за рамки закона.

Джорджио не перечил, ибо это был высочайший указ, а не приглашение к дискуссии. Он лишь покорно кивнул.

Далее дон обратился к племяннику Джозефу Де Лене по кличке Пиппи. Дон любил Джозефа не меньше, чем своих сыновей, не только за кровное родство – Пиппи был сыном его покойной сестры, – но и за то, что Пиппи являлся великим военачальником, одолевшим строптивых Сантадио.

– Ты отправишься в Лас-Вегас и обоснуешься там, – проговорил дон. – Ты будешь блюсти наши интересы в управлении отелем “Занаду”. Теперь, когда наша Семья отходит от дел, здесь тебе почти нечем заняться. Тем не менее ты по-прежнему остаешься Молотом Семьи.

Решение не обрадовало Пиппи, и дон понял, что должен обосновать его.

– Твоя жена Налин не может жить в атмосфере Семьи, не может жить в нашем анклаве в Бронксе. Она слишком отличается от нас. Ее не примут. Поэтому ты должен строить свою жизнь вдали от нас.

Дон не покривил душой ни на йоту, но у него имелись и прочие соображения. Пиппи – великий героический полководец Семьи Клерикуцио, но если он и дальше будет “мэром” анклава в Бронксе, то со временем станет слишком могущественной фигурой, и сыновьям дона нипочем не справиться с ним, когда сам дон сойдет в могилу.

– Ты будешь моим Bruglione [Порученцем, доверенным лицом (итал.) ] на Западе, – сказал он Пиппи. – Ты разбогатеешь. И учти, это очень важная работа.

Вручив Пиппи купчую на дом в Лас-Вегасе, дон обернулся к своему младшему сыну – двадцатипятилетнему Винсенту, самому низкорослому среди братьев, зато коренастому и мощному. Винсент всегда был немногословен, но мягкосердечен. Он выучил рецепты всех классических итальянских блюд, еще когда держался за материнскую юбку, и именно он горше всех оплакивал преждевременную кончину матери, которая умерла молодой.

– А сейчас я решу твою судьбу и наставлю тебя на путь истинный, – улыбнулся ему дон. – Ты откроешь лучший в Нью-Йорке ресторан. Не скупись. Я хочу, чтобы ты показал этим французам, что такое настоящая кухня. – Пиппи и остальные сыновья рассмеялись, улыбнулся даже Винсент. – Ты на год отправляешься в лучшую кулинарную школу в Европе.

Винсент, хоть и был доволен, все-таки проворчал:

– Да чему они могут меня научить?

– Скажем, готовить более изысканные пирожные, – строго поглядел на него дон, – но главное для тебя – это овладеть секретами ведения подобного бизнеса. Кто знает, возможно, когда-нибудь тебе придется заправлять целой сетью ресторанов. Деньги получишь у Джорджио.

Наконец, дон повернулся к Пити – среднему сыну, самому приветливому и жизнерадостному из всех. В свои двадцать шесть Пити выглядел сущим мальчишкой, но дон знал, что в нем проявились черты сицилийских Клерикуцио.

– Пити, теперь, когда Пиппи отправляется на Запад, ты станешь мэром анклава в Бронксе. Будешь поставлять для Семьи бойцов. Но помимо этого займешься и другим делом. Я купил для тебя строительную компанию, притом большую. Будешь ремонтировать небоскребы в Нью-Йорке, строить казармы для полиции штата, прокладывать городские улицы. Компания надежная, но я рассчитываю, что ты сделаешь ее великой. У твоих солдат будет легальная работа, а ты станешь зарабатывать большие деньги. Но сначала пройдешь выучку у ее нынешнего владельца. И не забывай, что прежде всего ты обязан поставлять солдат для Семьи и командовать ими.

Дон повернулся к Джорджио.

– А ты, Джорджио, станешь моим преемником. Вы с Винсентом больше не будете принимать участия в деятельности, сопряженной с опасностью, разве что в крайних случаях. Мы обязаны думать о будущем. Ваши дети – мои дети, они и маленькие Данте с Кроччифисио должны вырасти в ином мире. Мы богаты, нам более нет нужды рисковать жизнью ради хлеба насущного. Отныне наша Семья будет выступать лишь в роли финансового консультанта других Семей. Мы будем оказывать им политическую поддержку, разрешать споры между ними. Но для этого нам необходимо иметь на руках козыри. У нас должна быть армия. А еще мы должны защищать деньги каждого, за что нам и позволят смачивать в них свои клювики. – Дон немного помолчал. – Через двадцать-тридцать лет мы затеряемся в мире законопослушных граждан и будем наслаждаться своим богатством, не испытывая страха. Двоим младенцам, которых мы сегодня крестим, никогда не придется повторять наши грехи и подвергаться тому риску, которому подвергались мы.

– Зачем же тогда держать анклав в Бронксе? – поинтересовался Джорджио.

– Конечно, мы надеемся когда-нибудь стать святыми, – ответил дон, – но все-таки не великомучениками.