Галина Романова - Тайну хранит звезда

– Что мне делать-то сейчас, Анастасия Станиславовна?

Развела руками глупая курица в глупой розовой кофточке, делающей ее похожей на маленького молочного поросенка.

– Ступайте и работайте. Звонок скоро с вашего урока. А вы тут… А там посмотрим…

И она чрезвычайно многозначительно осмотрела ее с головы до ног. Будто тюремную робу примеряла.

– А куда, простите, смотреть станете? – Аня ее взгляд поняла как надо.

– Туда, милочка, туда!!! – Кольская подбоченилась, сидя в кресле. Уже не заботясь о том, что живот выкатился валиком. – Оставить вас на работе или…

– Так до конца года всего ничего осталось, – возмутилась Аня. – Мне детей довести надо. Мой класс выпускной! У них экзамен и… Это непорядочно, в конце концов!

– Непорядочно детей доводить до смерти. Доучила до смерти! – провела по воздуху щепотью Кольская, будто строчку писала. – Так и вижу заголовки желтой прессы. Теперь вцепятся! Школа не должна пострадать из-за одного педагога. Если руководство будет склоняться к мысли отстранить вас от занимаемой должности, то я…

– То вы будете только рады, – закончила за нее Анна и ушла, не став хлопать дверью, хотя очень этого хотелось.

Она пошла в свою классную комнату, надеясь просидеть там оставшееся до звонка время в тишине и одиночестве. Но возле дверей стоял весь ее класс и ждал ее.

– Ребята, вы чего?! – ахнула она и на часы тут же глянула. – У вас же физкультура!

– Нас отпустили, – соврал тут же кто-то. – Нам надо с вами поговорить, Анна Ивановна.

– Ладно, – махнула она обреченно рукой, не занятой сумкой. – Идемте, раз поговорить хотите.

Ребята плотно сбившейся массой перетекли из коридора в класс, расселись по местам, уставились на нее.

Петровского нет, вдруг отметила Анна. Почему? Снова проблемы в семье или снова урок не выучил?

– Ребята, – начала она тихим и срывающимся голосом.

И вдруг затихла, не зная, что говорить дальше. Они смотрели на нее странно одинаково. Они ждали! Чего-то ждали от нее? Чуда?! Она не волшебница. Она просто учитель. Не самый лучший, как сказала только что Кольская. Учитель, который способен довести взбалмошную девушку до самоубийства.

Молчать она тоже не могла.

– Ребята. – Она вдруг села на стул, чего не позволяла себе никогда почти на уроках. – Сегодня я вас спрашивать не стану. Мы просто в конце урока запишем домашнее задание. Надеюсь, вы разберете его самостоятельно? Хотя… У вас же физкультура. Господи…

По классу пробежал одобрительный гул, и снова стихло.

– А сейчас надо поговорить. Вы готовы?

– Да, – ответила за всех староста Оля Кочетова. Девушка выбралась из-за парты, оглядела класс. – Мы готовы говорить. Но говорить будем только с вами.

– Да, Анна Иванна! – выкрикнул с задних рядов один из «умников» по вчерашней проверке контрольных. – С ментами говорить не будем!

Она кивнула согласно. Возмущаться его лексикону смысла сейчас не было. Он взрослый парень, уже через месяц закончит школу. Способна она за эти четыре недели изменить его? И подговаривать детей к сотрудничеству со следствием тоже не будет. Это их выбор. И выбор их родителей. Научат, порекомендуют, предостерегут.

– Хорошо.

Она положила левую руку на стопку тетрадей с проверенными контрольными. Там не хватало одной-единственной работы. Ее забрал Володин. А перед этим шмурыгала в руках Кольская.

– Я проверила ваши работы, ребята, – начала она издалека. – Есть хорошие отметки, есть не очень. Галкиной я вчера поставила двойку.

Стало так тихо, что слышен был гул чьей-то работающей во дворе машины. Хотя изоляция была великолепная. Пролети сейчас внезапно проснувшаяся муха, услыхали бы. Взгляды ребят начали меняться. Кто-то разбавил тревогу недоумением, кто-то обидой. А кое-где в глазах блеснула откровенная неприязнь.

Как же так??? Ее больше нет, а вы ей двойку!!! Это гадко и неправильно!!!

– Когда я проверяла ее работу, я еще не знала, что случилось. Не знала, что она…

– Да не она это!!!

Звонкий, напрягшийся от горя и слез, голос прорезал тишину так внезапно, что Анна вздрогнула.

– Оля?!

Староста сгорбилась, голову опустила низко-низко, почти касаясь подбородком парты. Анне была видна ее коротко стриженная макушка, растянувшийся воротник бежевой водолазки и острые лопатки, перехлестнутые бретельками лифчика.

Она плакала.

– Оля. Тебе что-то известно? Скажи нам, мы тут все… – Она подумала, подыскивая нужное слово, и, чтобы избежать ненужного фырканья, закончила единственно верным словом: – Не чужие друг другу люди. Одиннадцать лет вместе.

Ольга громко шмыгнула носом, вытерла лицо ладошкой, глянула на нее.

– Не могла она, Анна Ивановна! Не могла! Мы сегодня в гости с ней собирались пойти. Она по этому случаю платье на распродаже выцепила отпадное просто! Она так радовалась, так… – Девушка громко всхлипнула, благодарно приняла протянутый откуда-то сзади бумажный носовой платок. – Мы с ней вчера часа полтора на телефонах висели.

– О чем говорили-то? – спросил с галерки двоечник Никитин. – Все про тряпки, что ли?

– Не только, – пожала худенькими плечами Ольга.

– О чем они еще могут говорить, Никита?! – фыркнул его друг по парте. – Тряпки, пацаны и снова тряпки. На этой почве у них крыша и едет. С этого и из окон сигать начинают!

Анна подняла вверх руку, призывая к тишине. Дай волю – разойдутся, разорутся. А Кольская могла змеей под дверью свернуться и ждать ее очередных проколов.

– Заткнись, придурок! – Ольга вскочила с места, в два прыжка домчалась до задней парты и больно щелкнула умника по затылку. – Много ты знаешь о нас! Мы с Нинкой… Мы с ней обо всем могли говорить. О разном то есть…

– Оля, вернись, пожалуйста, на место, – попросила Анна, заметив, как сжимает она кулаки, готовая снова врезать. – И скажи в двух словах, что примерно говорила Нина вчера? Тревога? Чувствовалась в ее голосе какая-нибудь тревога?

– Нет! – Оля медленно прошла по ряду, юркнула за парту, задумалась. – Нет, никакой тревоги и не было. Говорю вам, она готовила сначала, потом собиралась уроки делать.

– К слову, об уроках. – перехватила ее в нужном месте Анна. – Она вчера написала в контрольной, что я должна ее понять и простить, что у нее проблемы в семье, как у Петровского. Кстати, а где он? Почему его нет в классе?

И снова повисла могильная тишина. И ответ, который тишину ту должен был взорвать, уже ее страшил. Плотная сгрудившаяся в горе масса вдруг начала распадаться на фрагменты. Часть ушла в тень – опустив голову ниже допустимого. Часть превратилась в извергов – циничных, холодных, ухмыляющихся злорадно. Часть сердилась.

Что еще?! Что еще могло случиться,

– Мне кто-нибудь ответит, где Петровский?