Наталья Солнцева - В горах ближе к небу

Мне нужно разобраться в себе. Первый всплеск негодования и бурного возмущения улегся. Пережитое уже не выглядит столь чудовищной драмой, как в начале. Клоны погибли, и теперь я могу распоряжаться собой. Но… мое тело уничтожено взрывом на Драгии. А «Эрбор»? Что с ним?…

Она понимала, что Тэлл не слышит ее исповеди. Они слишком далеки друг от друга. И дело тут не в расстоянии и не в том, что они находятся по разные стороны реальности, — а в ее внутренней неготовности встретиться с ним вновь после долгой разлуки. Они могли бы изредка общаться в снах… привыкать к тому, что их постигло. Но Манфи пока не решалась даже на это. Она боялась, что Тэлл не поймет ее. Она сама перестала понимать себя. Той, прежней Манфи, которая давала ему Обет Любви, больше нет.

Образ Тэлла Элакриэна, созданный ее воображением, пока был ей ближе и роднее, чем настоящий Тэлл. Вероятно, он тоже изменился за это время. Они оба стали другими…

— Ты смотрела утренний выпуск новостей? — возбужденно жестикулируя, спросил Самойленко. — На Ревина опять покушались. А ему все как с гуся вода!

— Что на этот раз?

— Снайпер… У крутых фантазия небогатая. Но Ревин молодец! Другой бы на его месте уже спрятался, за границу удрал…

— Так ведь и там найдут, — перебила Ангелина Львовна. — Мир тесен.

Она чувствовала себя значительно лучше. Самойленко оказался прав: как только шар покинул ее кабинет, видения прекратились. Странные образы оставили ее в покое, сон нормализовался, и настроение поднялось.

— Да… Тебе звонили. По-моему, супруга Ревина, — сообщил Олег Иванович, закуривая очередную сигарету. — Я сказал, что ты в командировке.

— Правильно сделал.

Самойленко нервно прохаживался по холлу, ежился и потирал затылок. Окурок за окурком летели в пепельницу.

— Ты сегодня какой-то взвинченный, — заметила Закревская. — Случилось что?

— Вроде нет…

— Тогда в чем дело?

— Понимаешь… я тут наводил некоторые справки, по архивам побегал. В общем, Ревин твой — непростой мужик.

— Во-первых, никакой он не мой! — возмутилась Ангелина Львовна. — А во-вторых, какое ты имеешь право интересоваться моими пациентами? Тем более лезть в их дела?

Самойленко, ничуть не смутившись, затушил окурок и уселся напротив нее.

— Это не я! — заявил он, прямо глядя ей в глаза. — Это все шар!

— Ну, хватит! Шар имеет некоторое влияние на психику, не спорю. Но это тебя не оправдывает. Ты привык во все совать свой длинный нос! Излишнее любопытство — уже не недостаток, а тяжкий порок. Когда-нибудь ты за это поплатишься, Олег.

— Тебе совсем не интересно, что я узнал?

— Совсем.

Лукаво улыбаясь, Самойленко показал ей кончик мизинца.

— Ни вот столечко?

— Ни капельки. И довольно об этом.

— Ты железная леди! — засмеялся он. — Невозмутимая и холодная. Айсберг.

— Я не хочу собирать сплетни, Олег. И тебе не советую. Ревин — не соседка по даче. Он делец, циничный и жесткий, в каком-то смысле беспощадный. Если до него дойдет, что ты вынюхиваешь…

— Извините. Архивные данные — не сплетни, — обиделся Самойленко. — Мой бывший пациент заведует одним серьезным отделом, он-то и помог мне выяснить кое-что о Ревине.

Ангелина Львовна сокрушенно вздохнула.

— Господи, ну зачем тебе это надо? Не живется спокойно, да? Проблем не хватает?

— Ты что-нибудь слышала про «Общество 164»? — вместо ответа спросил он.

— «Общество 164»? Нет… Странное название. Сейчас чего только не придумают. Ты хочешь сказать, что Ревин — член этого общества?

— Я совсем не то хочу сказать. Ты можешь просто выслушать?

— Ладно, давай… говори. Беда мне с тобой!

— «Общество 164» основал Франц Таузенд, алхимик. А назвал он его так потому, что в системе элементов, созданной им же самим, номер 164 имеет… золото.

— Ну и что? Алхимики жили в Средние века. При чем тут Ревин?

— Не торопись… Франц Таузенд жил не в Средние века, а в начале двадцатого века, в Германии. Обыкновенный подмастерье жестянщика вдруг оставляет надоевшее ему ремесло и начинает заниматься изготовлением неких «тайных средств». Он заявляет, что будто бы на него снизошло откровение…

— Какое еще откровение?

— Об этом история умалчивает. Откровение, и все.

— Понятно.

— Ничего тебе не понятно, дорогая Ангелина. Господин Таузенд устраивает лабораторию близ Мюнхена и вскоре объявляет о том, что научился получать золото. «Удача больше не бежит от алхимиков. Она у них в руках!» — смело заявляет он.

— Он просто шарлатан, этот Таузенд. Фокусник. Алхимики славились непомерными амбициями и ловкостью рук.

— Не все так думают, — возразил Самойленко. — Даже практичные и трезвые немцы иногда увлекаются.

Таузендом заинтересовался генерал Людендорф, который искал денежные источники для себя и национал-социалистического движения. Вряд ли генерал был глупым или легковерным человеком. Он наверняка потребовал от Таузенда доказательств его искусства и получил их.

— Ты серьезно?

— Более чем. Генерал бредил созданием баварской «золотой кухни» и не стал бы связываться с заурядным авантюристом.

— Допустим. И все-таки при чем тут Ревин? Доктор поправил на носу очки и уселся поудобнее.

— У него интересная биография, — понизив голос, продолжал он. — Оказывается, бабка господина Ревина — чистокровная немка. Из самих князей Шенбург-Вальденбург.

— Шутишь…

— Представь, нет. Правда, фрау Анхен происходила из обедневшей ветви княжеского рода. Поэтому в ее семье остро стоял финансовый вопрос. В это время при поддержке Людендорфа в Германии образовывается тайное «Общество 164». Его глава — Франц Таузенд — собирает средства под свое обещание производить золото. В общество вступают крупные промышленники, знать и, конечно, простые граждане. Всем хочется разбогатеть! Они вручают алхимику накопленные ими денежные средства. Причем некоторые расстаются с последними сбережениями, как, например, семья фрау Анхен.

— Но как тебе пришло в голову связать это с Ревиным? — удивилась Ангелина Львовна.

— Так я же говорю — магический шар. Откуда еще подобное могло прийти мне на ум? Сижу я в кабинете, беседую с пациентом, и вдруг… в моем воображении возникает замок Эппау в южном Тироле. Таузенд по милости судьбы стал бароном и владельцем этого замка. Причем все так ясно представилось — имена, географические названия, внутреннее убранство немецкого богатого дома, — что я застыл с открытым ртом. Веришь? Еле довел сеанс до конца и выпроводил пациента. Не мог ни о чем больше думать. Вижу, как наяву, алхимика, который в охотничьем зале ведет важный деловой разговор с итальянским профессором химии. Понимаю каждое слово, хотя ни по-немецки, ни по-итальянски ни бум-бум!