Александр Карасимеонов - Двойная игра

Дом состоял как бы из двух строений, не связанных между собой, с отдельными лестницами. Зато подвалы и чердаки у таких домов общие. Следовательно, необходимо блокировать оба входа.

Я оставил Донкова у второго подъезда, а сам отправился к первому, где меня ждал Парушев. Он стоял у машины. Я приказал ему войти в подъезд, а сам поднялся на третий этаж. Позвонил, чтобы удостовериться, не взял ли верх здравый смысл, не вернулся ли домой Билялов. Если такому человеку нужна защита, то ему следует искать ее у себя дома.

Жена его сразу же открыла дверь и удивилась моему возвращению. По ней не было заметно, чтобы она пыталась спрятать мужа.

– Он не возвращался. Вы же только что приходили.

Я спустился вниз в темный, пахнущий плесенью подвал. В дом провели паровое отопление, и подвалы, которые раньше служили угольными и дровяными складами, теперь никак не используются. Эти мрачные помещения оставлены строителями в неотделанном виде, с неровным полом, неоштукатуренными бетонными стенами, которые покрылись сажей и мохнатой паутиной. Лампы в таких помещениях обычно бывают разбиты, освещения никакого. Фонарика у меня с собой не было – я не готовился преследовать преступника при аресте. Я зажег спичку. Так, посвечивая себе спичками, я пробрался по коридору среди ломаной мебели, досок и кирпичей до стены. Подвалы не сообщались между собой, глухая стена разделяла обе части дома.

Я вышел на улицу. Мне показалось, что стало вдвое светлее. Парушев отряхнул мне спину. Смешиваясь с толпой, я повернул за угол и издали увидел Донкова, торчащего у подъезда. Во втором подвале горел свет, хотя в общем он не отличался от первого.

Я поднялся по лестнице на шестой этаж. Прислушался, не спускается ли кто на лифте, чтобы не разминуться с тем, кого я ищу. Но лифт стоял на месте.

Я поднимался выше, на чердак. Старался ступать неслышно, как будто ждал, что что-то случится. Что?

…Во дворах неподалеку от кладбища я преследовал двух подростков-хулиганов, совершивших убийство в трамвае. Стрелял в воздух, чтобы испугать их. В вагоне поезда я с пистолетом в руках арестовал человека, который убил свою жену и ее сестру. Я догнал поезд в Карлово и, подъезжая к Казанлыку, отыскал в туалете готового оказать сопротивление маленького, разъяренного как рысь, мужчину. Не раз пистолет служил мне в качестве последнего аргумента, если приходилось убеждать чересчур упрямых людей. Лежащий в кармане пистолет тяжел, как якорь, он служит опорой, укрепляет уверенность в своей правоте, придает твердость.

В этот день я был без оружия. Я мог бы объяснить это тем, что забыл его на столе в кабинете. Но не берусь утверждать. В сущности, я словно бы решил забыть его.

Потихоньку, медленно открыл я дверь на чердак.

Позади маленькой железной двери с левой стороны площадки неожиданно загудел электромотор. Лифт пришел в движение.

Прошло несколько секунд, я ждал, когда лифт остановится, и тут за дверцей машинного отделения, при помощи которого двигался лифт, послышалось тихое покашливание. Сухой кашель курильщика. Я попытался припомнить, курил ли Билялов во время первой нашей встречи в моем кабинете… Да, я предложил ему сигарету, и он закурил.

Я подошел к двери.

Мотор смолк так же внезапно, как и загудел. Наступила тишина. Я слушал, приникнув к двери. Вероятно, сквозь щель между дверью и притолокой он заметил меня – различил силуэт подглядывающего человека. Играть в прятки было излишне. Я нажал на ручку двери. Заперто. Несмазанный замок враждебно скрипнул. Помещение, где находится мотор лифта, обычно запирается, я постучался и крикнул:

– Есть тут кто-нибудь? Никакого ответа.

У меня были две возможности: открыть дверь подручными средствами или спуститься и позвать Донкова. Второе означало убрать капкан.

На связке ключей я ношу один очень полезный инструмент. Что-то вроде миниатюрной хоккейной клюшки. С его помощью можно открыть почти все замки в мире.

Я заглянул в замочную скважину, ключа в ней не было. За дверью стояла темнота. Замок был не совсем обычный. Язычок плоский, но зато нарезка, наверно, сложная.

Я снял отмычку с кольца и просунул ее в скважину.

В этот момент внутри послышался скрежет металлического предмета по цементу.

Я нашел угол поворота, резко повернул отмычку и пнул дверь. Затрещав под ударом, она отодвинулась. В образовавшееся отверстие хлынул свет, и я увидел в двух метрах от себя Красена Билялова, сидевшего на корточках с железным прутом в руках. Ослепленный внезапно хлынувшим светом, испуганный и растерянный, он, щурясь, смотрел на меня. На неожиданность я и рассчитывал.

– Билялов, вы арестованы, сопротивление бесполезно!

В таких случаях я сам не узнаю своего голоса. Он медленно поднялся, глядя мне в глаза, еще не совсем понимая, что произошло. Я отступил на шаг.

– Брось прут!

Он взглянул на свою руку, словно только сейчас осознав, что держит в ней что-то, и прислонил прут к стене. Я знал, что он будет находиться в моей власти и слушаться моих приказаний всего несколько секунд и что надо спешить, пока он не опомнился и не перестал повиноваться.

– Выходи!

Кажется, он не совсем понимал, что делает. Он вышел машинально, с застывшим лицом, не сводя с меня глаз.

– Стой! – крикнул я. Он остановился.

– Лицом к стене!

Он подчинился, но старался повернуть голову, чтобы видеть меня боковым зрением. Я приблизился к нему, чтобы обыскать на предмет оружия. В этот момент он ударил меня локтем по лицу. Оправа очков впилась мне в глаза, причиняя острую боль. В следующее мгновение я вцепился ему в руку. Он бросился к лестнице, увлекая за собой и меня. Сломанная оправа очков распалась. Я открыл глаза – они не были повреждены – и тут получил второй сильный удар, в диафрагму. Билялов словно обезумел и, похоже, не контролировал свои движения. Тяжело дыша, он то бросался вперед и вниз, то вдруг замирал на месте, вырывая свою руку из моих в неистовом желании освободиться.

Я ударил его ребром ладони в поясницу. Он согнулся пополам, и его правое плечо подскочило вверх. Одним движением я резко вывернул ему руку. Это испытанный прием, который, однако, редко применяется. Он исключает всякое сопротивление. Боль в плечевом суставе так сильна, что человек может потерять сознание.

Билялов, взревев, осел на ступени.

Я вытащил из внутреннего кармана плоскую металлическую коробочку, с которой никогда не расстаюсь. Открыл ее. Блеснули тонкие, как проволочки, дужки очков, два толстых сверкающих стекла.

Восемнадцатого декабря – почти месяц спустя после смерти Ангела Борисова – теплый южный ветер сдул туман с улиц города. Как круглая дыра, в черном небе светился полный оранжевый диск луны.