Евгения Михайлова - Как свежи были розы в аду

– Продолжай, – кивнул Валентин.

– Да, собственно, и продолжать нечего. Сия графиня с изменившимся лицом говорит сама за себя. Да и все твое поведение… Я так и знал, что в ней дело, – Сергей налил себе еще и выпил один.

Марина попыталась улыбнуться, но опять всхлипнула и выбежала из комнаты.

– Нас на бабу променял, – сочувственно посмотрел на приятеля Сергей. – Ладно. Прорвемся. Рассказывай. Понимаю, что услышу нечто душераздирающее. Думаю, Земцов заранее бьется в восторге. Он звонил мне сегодня. Сказал, что ты с этой конкретной датой очень конкретно лажанулся.

– Иначе мне Антонова было не найти. Во всяком случае, быстро. Женщина из «Скорой» дала мне слово, что никому не расскажет.

– Опять баба, – пожал плечами Сергей. – Даже не смешно.

Ирина полдня убила на поиски публикаций в разных газетах и телепередачах, которые последовали за появлением в эфире «первой женщины» Александра Майорова. Это неприятно, но в принципе ничего катастрофичного, кроме того, что эта бабища отвратительно говорит об отце. Но у какого мужчины не было таких ошибок? Ирину что-то беспокоило, что именно – она пока не разобралась. Она пыталась выстроить для себя некую политику противодействия, что ли. У нее было достаточно решимости для того, чтобы поставить Галину Ивановну на место. Хотя, пожалуй, это не так-то просто. Галина – явно человек, для которого не существует моральных границ. В том, что они с мамой нарвались на вымогательницу, сомневаться не приходилось. Это ясно. А что не ясно? Ирина вернулась к видео, переброшенному в «избранное». Вот Людмила, первая дочь отца. Длинная юбка, глухая кофта, платочек. Ей задают вопросы, она отвечает: «да», «нет», «не знаю». Глаза большие, светлые, как у папы. Взгляд затравленный. Она действительно ненормальная? О каких припадках говорила ее мамаша? Из информации о Людмиле. Моет лестницы в подъезде. Некоторое время вроде жила в каком-то монастыре. Как будто была замужем. По неподтвержденным данным, у нее есть ребенок. Где он сейчас – неизвестно.

Ирина попробовала поработать, потом опять вернулась к этим материалам. Одно интервью у Людмилы брали на фоне старого дома, где висела табличка с номером и названием улицы. Ну, в общем, Ира поняла: почему-то ей нужно увидеть эту женщину своими глазами. Увидит, разберется зачем.

Она отдала распоряжения своим заместителям, села в машину, поехала медленно. Остановилась у магазина, где был банкомат. Сняла с карты двадцать тысяч. Зачем? На всякий случай. Прошлась по торговому залу, взяла несколько упаковок с нарезками, пару пластиковых плошек с салатами, коробку конфет. Постояла секунду перед бутылкой красного вина, резко отвернулась. Еще чего: пить с этими… «за встречу». Она едет, чтобы получить информацию, полное впечатление и дать им понять, что инициатива отныне будет принадлежать ей. И она может быть не только доброй.

Ирина въехала в пустынный двор того дома, который видела в передаче. Вышла из машины. Подождала, пока из подъезда выйдет женщина с хозяйственной сумкой.

– Извините, пожалуйста, вы не подскажете, в какой квартире живет Людмила Майорова?

– Вы тоже корреспондент? – оживленно спросила женщина.

– Да.

– Это в нашем подъезде. В сто пятнадцатой, на третьем этаже, – женщина явно искала повод вернуться и хоть что-то увидеть-услышать. – Может, вас проводить?

– Спасибо. Мне несложно найти. Вы просто наберите код, пожалуйста.

Ирина не стала вызывать лифт, поднялась по лестнице. Дверь сто пятнадцатой квартиры была открыта. На площадке спиной к Ирине стояла на коленях женщина и скребла ножом порог.

– А тут ты не видишь какая грязища! – раздался знакомый скрипучий голос Галины Ивановны. – Я сказала, не будешь нормально убираться – отправлю в больницу. К нам люди могут прийти.

– Добрый день, – произнесла Ирина громко. Женщина испуганно вскочила и уставилась на нее. – Здравствуйте, Людмила. Я Ирина. Ну, в общем, получается, что мы сестры.

– Ой, – на пороге нарисовалась Галина Ивановна и властно отодвинула дочь. – Ирочка приехала. Я прям как чувствовала. Ты проходи, деточка, проходи. Люда, помой руки, переоденься. Видишь, гостья какая у нас.

Ирина прошла в узкий коридор, заставленный какими-то тумбочками, столиками, скамеечками… Вроде все целое, но возникает смутное ощущение свалки. В комнате, куда провела ее Галина Ивановна, все оказалось сложнее. Затертый диван из разряда «гвардия не сдается» уживался с вещами недешевыми: вычурными шелковыми банкетками, зеркальной витриной, ярким ковром. И нелепые, дикие перья на стенах, чахлые цветы в горшках. Что в целом свидетельствовало о дурном вкусе, жадности и, в общем, наличии финансовых возможностей. Телевизор, кстати, очень дорогой. Ирина себе такой бы не купила. То есть у хозяйки – а тут явно была одна хозяйка – Галина – есть потребность в реализации дешевых амбиций, нацеленных на дорогой понт.

– Садись, деточка, – Галина Ивановна гордо указала на белое кожаное кресло.

Ирина присела на краешек, думая только о том, как бы поскорее отсюда выбраться. Пожалуй, она погорячилась в своем стремлении все знать. Она передумала доставать угощения. Это явно тот случай, когда дашь палец – откусят руку.

– Я ненадолго, – сухо сказала она. – Вы по телевизору говорили, что у вас есть какие-то стихи и рисунки отца. Можно их посмотреть?

– Прям не знаю, Ирочка. Тут ко мне один юрист приходил. Так он сказал: если у вас будут просить картинки-стишата – вы ни в коем разе. Это типа наследие ваше… Стоимость свою имеет.

– Вы за просмотр тоже собираетесь деньги брать?

– Он мне про просмотр ничего не говорил.

– Принесите. Заплачу тысячу.

– Да ты что! Смеешься?

– Две. Несите, я думаю, это вообще вранье. Папа не мог ничего здесь оставить.

– Ладно. Покажу. Ты посиди, у меня спрятано.

Ирина какое-то время слушала, как в прихожей чем-то стучат, шуршат: вроде бы Галина на антресоли полезла. Ира встала и постучала в комнату Людмилы.

– Да, – услышала она. – Заходите.

Ирина открыла дверь, вошла в практически пустую комнату, где на узкой, какой-то больничной кровати, покрытой серым одеялом, сидела Людмила и смотрела на нее затравленным взглядом.

– В чем дело? – спросила Ирина. – Почему вы такая? Вы чем-то больны? У вас несчастье?

– Ой, Ирочка, – раздалось от порога. – Какое у нее несчастье? Больная – да. На голову. А вообще – живет как барыня, на всем готовом, всю жизнь сидит на моей шее. Вот поверишь? – Галина Ивановна вошла в комнату с тонкой папкой в руках.

Ирина протянула к ней руку, но та игриво спрятала ее за спину: «Ты ж говорила: две тыщи». Ирина вынула деньги, протянула, взяла папку, нервно открыла. Да, нет сомнения. Это папины рисунки, стихи… Он не мог их забыть. Эта… наверняка украла!