Евгения Михайлова - Как свежи были розы в аду

– Вы подтверждаете, что это ваше?..

– Подтверждаю, – мотнул тот головой.

– Валентина, – сказал Слава. – Можете посмотреть. Это завещание от вашего имени на него, родного отца, Алексея Кривицкого: квартира, имущество, сбережения – все, что осталось вам после тети. Оно, естественно, не подписано пока. А это завещание Зинаиды Воробьевой на него же: три квартиры, сбережения… Тоже не подписанное.

– Я не буду смотреть, – отказалась Валентина.

– Но признание все же послушайте, – попросил ее Сергей и включил диктофон.

И они втроем слушали чудовищную исповедь человека, который никого не любил, которого никто толком не замечал, а он много лет вынашивал сладкий замысел идеального, безнаказанного преступления. Пережить всех, всех использовать, убить чужими руками бывшую любовницу, родную дочь и жену…

– Вот на флешке – его переписка с исполнителем будущих убийств, обговаривают процент, – сказал Кольцов, – и даже с продавцом поместья в Австрии. Наш рак-отшельник даже по срокам все рассчитал. Вот ты, Слава, все смеялся: зачем я женщину ищу в конторе Беленького? Потому что она была! Той ночью в спальне Надежды Ветлицкой были Кривицкий и его жена Воробьева. Душила, скорее всего, она. Это их видела на кровати Валентина, и ей показалось, что она вновь видит мать и отчима. Воробьева же подготовила завещание Валентины. А потом, как вы уже слышали с его слов, он сам вступил в заговор с «черными» подельниками жены. Они в свое время Зинаиде, и не только ей, от других мужей помогали избавляться. И появилось другое завещание, которое должна была подписать сама Зинаида… перед смертью, полагаю. Адреса ребят он мне дал.

Валентина встала и произнесла холодно, обращаясь к Земцову:

– Можно уйти? Мне все ясно. Это даже для меня слишком большая грязь.

Она быстро прошла мимо отца, брезгливо обойдя его стул. Слава позвонил, дал команду – накрыть гнездо Зинаиды Воробьевой.

– Кривицкого сейчас отправлю в медсанчасть. Пусть выведут все, что ты в него влил. Теперь он уже и по трезвости все повторит. Ему от такой женушки можно спрятаться только в другой колонии. А прятаться придется… Ну, что же. Спасибо, Кутузов. С Беленького тебе причитается гонорар.

– Не. Я не деньгами возьму. Пусть он меня композитором сделает. Или скульптором еще лучше. Хочу ваять.

Ирина пыталась работать, когда ей позвонила Валентина. Сказала одно слово:

– Приезжай.

Голос звучал тихо и как будто спокойно, но у Ирины похолодели руки, ослабли колени. Она уже научилась чувствовать Валентину. Она мчалась бездумно, готовая ко всему. Валентина стояла, прислонившись к стене дома, у своего подъезда.

– Что случилось?

– Плохо. Подожди. Сейчас приедут адвокат и сыщик. Ну, и еще кто-то… Эксперты…

Валентина не успела ничего рассказать. Подъехали машины, Ирина поднималась в окружении большого количества людей по лестнице, все вошли в квартиру… Посреди огромной прихожей лежали два человека. Мужчина со страшным разорванным горлом и женщина в черной одежде с окровавленными руками и открытыми, неподвижными глазами. Они были мертвы. Роман и Людмила. Ирина, как во сне, приблизилась к сестре, встала на колени, провела рукой по ее лицу. Оно холодело под ее ладонью. Ирина не прочитала в нем ни муки, ни отчаяния. Людмила была спокойна. Она совершила то единственное, что смогла. Возмездие. Которое и бывает самым беспощадным у слабых духом людей. Ирина закрыла ей глаза и уступила место врачам и эксперту. В полной тишине Масленников встал, повернулся к Ирине и Валентине.

– Она умерла сама. Сердце не выдержало. Страшное эмоциональное и физическое напряжение. Об этом свидетельствуют нанесенные Роману с невероятной силой повреждения… Возможно, вам лучше побыть в другой комнате.

У себя Валентина сразу легла на кровать.

– Извини, – сказала она, – я устала. Хочешь, можешь лечь рядом.

– Я посижу, – ответила Ирина.

Они не следили за временем, не прислушивались к звукам за дверью. Ирине казалось, что Валентина уснула. В комнату вошли Петров и Кольцов.

– Все уехали, – сообщил Кольцов. – Там даже немного убрали. Чем вам помочь?

– Все в порядке, – ответила Ирина. – Вы можете ехать.

– Да нет, – вдруг сказал Валентин. – Не в порядке. Посмотрите: она без сознания!

Ирина схватила руку Вали, нащупала пульс, он был очень слабым.

– Вызовите «Скорую», – попросила она. – У нее, наверное, нет никаких лекарств…

Сергей выбежал из комнаты, быстро нашел в ванной аптечку, там был нашатырный спирт, вата. Принес.

– Попробуйте это, – протянул он Ирине. – У нее был сегодня очень тяжелый день. Она узнала, что ее отец с женой убили Надежду Ветлицкую, он заказал и убийство дочери.

– Боже! У нее вообще никогда не было светлых дней.

Ресницы Вали затрепетали, Петров взял в руки ее ладони, стал растирать. Когда приехала «Скорая», Ирина сказала, что договорилась с главврачом хорошей частной клиники. Валентине сделали несколько уколов и повезли ее туда. Ирина и Петров поехали следом. Сергей – в управление.

…Через десять дней были готовы все результаты обследования. Ирина вышла из кабинета главврача и, оглушенная, долго стояла посреди коридора. Она не знала, куда идти, что говорить, как себя вести. Валя лежала в уютной маленькой одноместной палате, листала журнал. Подняла глаза на вошедшую Ирину, все поняла.

– Иди сюда, – позвала она. – Садись. Тебе сообщили, а ты не знаешь, как мне это подать… А мне все известно. Со мной сидела женщина-нейрохирург. Хороший, наверное, врач. Потому что она все без всяких обследований рассказала: сейчас, говорит, тебе еще можно сделать операцию. Когда выйдешь – уже будет поздно. А я бы и не пошла на операцию. Мыслимое ли дело: голову вскрывать… Мы с ней неплохо уживаемся, с моей опухолью. Она стала мне наркотики заменять, порой даже кажется, я умнее сделалась, честное слово, – Валя улыбнулась. – Ну, чего ты, брось. Ты думала, я щедрая: вдруг все тебе отдала. А я…

– Перестань, родная моя, – взмолилась Ирина.

– Как? Ты сказала – родная? Так говорила только мама. Знаешь, мне нужно было пройти мой ад, чтобы получить подарки от жизни. Во-первых, ты. И мама ко мне вернулась такой, какой была на самом деле, – доброй, нежной, любящей. Когда она могла думать обо мне… Твой отец… Он тоже был мне близким человеком. Тетя Надя… Она – несчастный человек, злой и ревнивый. Она умела отвоевывать счастье, но не могла быть счастливой. Они все запутались в своей любви… Но, знаешь, мне больше не кажется эта любовь такой ужасной. Потому что это была настоящая, смертельная страсть. Розы в аду. Я тут подумала… Люди могут прожить тихо-спокойно сто пятьдесят лет и даже не догадываться, как их обделили. В их жизни нет ни капли страсти, все сжигающей, расплавляющей, ослепляющей. За нее прощаются грехи… Я так надеюсь. Вот мы исчезаем в этой страсти до времени, а она остается… Как-то так. Я ни о чем не жалею. Да, я забыла адвоката. Если бы я не встретила его тогда на улице, все было бы иначе… Я не забыла адвоката. Я его никогда не забываю. Это наш с тобой секрет.