Юлия Алейникова - От создателей Камасутры

– А он? – я кивнула на монаха, легко, с улыбкой шагавшего рядом с хозяином стада.

– Он пойдет с нами.

– Давай расставим, наконец, точки над «i». У Сингха десять человек вооруженной охраны. Плюс укрепленная резиденция и заложники.

– Да.

– У нас… Один человек – крепкий, сильный, смелый, очень красивый…

– Спасибо.

– Не за что. Странно, что ты догадался, что я о тебе говорю.

– Ну, вряд ли о себе, – усмехнулся он.

– Сильный здоровый мужик, одна женщина, не владеющая боевыми приемами, юный монах, сочувствующий скотовод и стадо карликовых буренок. Один нож. И ни одной единицы стрелкового оружия.

– Совершенно верно. Что-то тебя смущает?

– Ну что ты! Я на других условиях и не стала бы в операции участвовать.

– Вот и чудненько. Все довольны.

– А если этот подземный ход давно завалило? Что нам тогда делать?! – истерично воскликнула я.

– Это будет очень плохо, – нахмурился Джамш. – Освободить твою семью будет труднее, но мы все равно что-нибудь придумаем, – бодро закончил он.

Утешил, нечего сказать! Хорошо хоть, я стащила из дома скотовода старый громоздкий молоток, очень тяжелый, покрытый ржавчиной, с отполированной десятилетним использованием ручкой. Взамен я оставила десять долларов. Надеюсь, это компенсирует хозяевам потерю.

По обочине сельской дороги не спеша брело стадо коровок, впереди шел пастух, в середине стада шагал подросток, вертлявый, беспокойный. То он начинал подгонять скотину, то убегал в конец стада, справиться, как дела у старика, еле переставлявшего натруженные ноги, то обегал стадо по кругу, чтобы заслонить его от идущей навстречу машины. Легкие перистые облака скользили по пронзительно-голубому небу, ветер холодными порывами сбивал дыхание путников и качал голые ветки редких деревьев, росших у края дороги.

Дойдя до груды камней, беспорядочно сваленных возле дороги, стадо свернуло в степь и с протяжным жалобным мычанием двинулось по пожухлой траве, разбредаясь среди кочек.

Утро готовилось перейти в полдень. В доме у дороги время от времени слышался грубый смех, иногда звучал чей-то окрик.

Омар Шах Рук Сингх сидел в кресле посреди большой светлой комнаты, выходившей окнами на долину. Перед ним на столе стоял открытый ноутбук, но он смотрел поверх экрана, на идущую мимо дома дорогу.

Его душу жгло нетерпение. Он предвкушал скорую расплату со своими врагами. За последние годы он занял такое крепкое положение в бизнесе и даже в политике, что ему и в голову не приходило, что могут найтись люди, способные причинить ему какие-то неприятности. Кто осмелится связаться с самим Кровавым Махараджей? Таких безумцев в Индии не водилось. Не зря он десятилетиями создавал себе репутацию мстительного и безжалостного дельца.

И вдруг какие-то иностранцы вмешиваются в его дела, нарушают работу маленького винтика его огромной машины по добыванию денег – и остаются безнаказанными. Он не мог рисковать своим положением и потратил немалые средства на то, чтобы прижать этих людей. И вот, когда все уже сделали и осталось только произвести расчет, какая-то глупая случайность все разрушила!

Вначале он списал это на случайность. Но когда – благодаря этим же людям – сорвался его план по уничтожению конкурирующей на наркорынке группировки, а план этот готовился месяцами и должен был принести ему миллиарды и абсолютную монополию внутри страны, он заволновался. Везение, покровительство богов, или уж называйте это как хотите, сопутствовавшее ему долгие годы, вдруг изменило ему и наносило удар за ударом в лице какой-то безмозглой курицы, глупой никчемной бабы из далекой чужой страны, которая подвернулась ему под ноги на жизненной дороге, как гвоздь, как булыжник, попавший под колесо, как заноза – вроде бы маленькая, но болезненная помеха.

Теперь это стало уже делом принципа. Он должен был переломить ситуацию, доказать себе и Фортуне, что он – прежний, удачливый, ловкий, неприкасаемый.

И вот сегодня все снова должно вернуться на круги своя. Он взял судьбу за горло. Сегодня он сведет счеты с этими людишками, посягнувшими на его непререкаемое могущество! На него, державшего в страхе почти всю Азию. Политики, бизнесмены, полиция, кинодивы, звезды эстрады – все они знают, кто он такой. И все склоняются перед ним, ищут его защиты, дружбы, внимания, покровительства.

Он вновь взглянул на дорогу. Откуда они появятся? Осталось меньше часа до назначенного им срока. Он затянулся сигарой, бывшей символом его респектабельности, богатства. Когда-то давно, сидя мальчишкой в кино и видя, как на экране богатые американцы или европейцы, отдыхая в роскошных залах, закуривают толстые сигары, он, индийский голодранец, страстно хотел оказаться на их месте. Добиться этого любой ценой! Вот что он повторял себе, сидя в кинотеатре. Добиться этого – любой ценой. И он добился! И цена оказалась немалой. Трупы ложились по обочинам его жизненной дороги, как верстовые столбы, даже когда он лично убивать перестал, все равно – сотни оборванных жизней висели на его совести.

Впрочем, все это чепуха. Нет никакой совести. Ее придумали слабые и трусливые людишки, чтобы укорять сильных и успешных, таких, как он.

Сингх встал и подошел к окну. Нетерпение тоже свойственно лишь слабым. Он нахмурился и заставил себя вернуться в кресло. Раздраженно загасил сигару. Приходилось признаться самому себе, что вся эта история выбила его из привычной колеи. Он никогда и никому не показывал своих чувств, не делился переживаниями, надеждами, планами. Всегда один. Его брак – просто способ продолжения рода. Контракт на детопроизводство. Со своей женой за несколько десятилетий брака он не перемолвился и двадцатью словами. Они были абсолютно чужими друг другу людьми. Он никогда не знал, как она к нему относится, что думает, чего хочет. Он всегда считал это несущественным.

Когда он появлялся дома, все его приказы безмолвно выполнялись. При нем никто не смеялся, не говорил без его разрешения, не чувствовал себя свободно. Как ни странно, он этого не замечал, не задумывался об этом. Он не знал, как живет его семья в его отсутствие. Он определял детей в элитные школы и университеты, возил их на приемы и в театр. Но делал он это не для них, а для себя. Они были декорацией его успешной жизни.

Когда-то давно он думал, как вместе со старшим сыном он будет вести дела, которые затем передаст юноше. Но со временем он перестал нуждаться в преемниках и помощниках. Ему было хорошо одному. И вдруг сегодня – эти глупые ненужные мысли, от которых ему стало неспокойно, как-то смутно на душе. В ней – на глубине – заворочались чувства, которые, как он думал, давно умерли, вернее, он изжил их как что-то ненужное и только мешавшее такому сильному и могущественному сверхчеловеку, как он.