Владимир Колычев - Прощу, когда умрешь

В общем, на муки она обрекла себя сознательно. Сама толкнула Славу на это. Он закрыл ее в подвале, и вот уже прошло пятнадцать суток. Именно сегодня и должны открыть ей дверь...

Но что-то не торопится Слава осчастливить ее букетом цветов. Вечер уже, скоро ночь наступит, двенадцать часов пробьет, а его все нет...

Уколоться бы да забыться... Марьяна отошла от двери, села на опостылевший матрас, обхватила голову руками и заскулила как волчица, заблудившаяся в чужом холодном лесу. Отощала она, из сил выбилась...

Это было ужасно, просидеть в этом склепе на воде и сухарях. Девушка уже на следующий день взвыла, руки в кровь об стену сбила, ногти содрала, и головой, было дело, билась. А Слава посмеивался, когда отправлял ее сюда. Не верил, что она сможет выжить...

Не особо он интересовался ее судьбой. Так, заглянет иногда кто-нибудь сюда через отверстие в двери, и на этом все. Живая, и ладно... А ведь однажды она целые сутки пролежала пластом, даже не шелохнулась, и ничего, никто не попытался вытащить ее отсюда.

Первая неделя, казалось, длилась вечность, а потом на Марьяну навалилась апатия. Уколоться жуть как хотелось, но уже не было сил, чтобы стучаться в дверь и биться об стену. И еще очень хотелось есть, мысли о куске мяса порой даже заглушали наркотическую жажду. Но она могла только пить. И то потому, что в приступе безумства не опрокинула бочку с водой. А ведь запросто могла это сделать.

Эти две недели, казалось, тянулись дольше и мучительней, чем год, проведенный в заточении. Еще совсем недавно страшно было вспомнить, как унижали ее в притоне у Андреича, но в этот период ей хотелось вернуться туда, лишь бы только не страдать здесь от наркотического и обычного голода.

Обидно, столько мук она перенесла, и все напрасно. Ей снова хочется уколоться. Думала, что жажда отступит, но она всего лишь немного стихла. Терпеть, конечно, можно, но от укола она точно бы не отказалась... А Германа всё нет. Вернее, Славы.

Наступила ночь, вышел срок, а она все в заточении, которое уже давно перестало казаться ей добровольным. Одеяло теплое, но ей все равно было холодно. Хорошо, что весна уже на дворе, лето скоро, зимой она бы просто здесь околела. А так не замерзнет она до смерти. А жаль...

Ночь, как обычно, растянулась на целую вечность, а утром дверь открылась. И в отсек вошел незнакомый мужчина в милицейском камуфляже и с автоматом на ремне.

– Так, а это что такое? – спросил он, глядя на Марьяну как на какое-то привидение.

– А ты кто такой?

– Я?.. Из милиции я... Накрыли мы ваш притон. И вашего Вячеслава Павловича повязали!..

– И что?

– Да то... Свободна ты, девушка!

– Как свободна?

Марьяна не знала, то ли от счастья плакать, то ли от горя... Без Славы не будет наркотиков, но они ей нужны? Может, она все-таки сможет обходиться без них?

– Да так, свободна! Сейчас дашь показания против своего Вячеслава Павловича, мы тебя домой отвезем...

Родители знают, что с ней все в порядке. Беспокоятся, конечно, мучаются из-за неопределенности, но все-таки это лучше, чем если бы они мучились от полной безвестности.

– Какие показания?

– Преступник он, в рабстве тебя держал. Вот, голодом тебя морил... В больницу тебе надо, а то загнешься ведь. Дистрофия, блин, ходячая...

– А где Слава?

– Арестовали его, увезли... Ну что, показания будешь давать?

Марьяна задумалась. По большому счету, Слава, конечно, подонок. Он ее в порнофильме, говорит, увидел, потому и захотел. Такое, в принципе, могло быть. Но как он узнал, кто фильм снимал, откуда он?.. Отсюда напрашивался вывод, уж не сам ли Слава финансировал все это безобразие?.. Если так, то он втройне подонок. И его надо наказать.

Но в то же время не все так просто. В прошлом году она доверилась Мите и оказалась здесь. Как последнюю лохушку ее купили... Что, если и этот мент подставной?

В поисках ответа на этот вопрос Марьяна истратила последние силы. Кто бы мог подумать, что мыслительный процесс мог вытянуть из нее столько энергии.

– Нет.

– Почему?

– Потому что я его люблю. И никогда не предам.

Неожиданно голова у Марьяны закружилась, и она потеряла сознание.

В чувство ее привел резкий запах нашатыря. В своем грязном спортивном костюме она лежала на белоснежном диване в холле, а рядом с ней сидел знакомый мужчина в милицейском камуфляже и с автоматом. Он-то и держал в руке ватку, добродушно глядя на Марьяну. Неподалеку, согнувшись над журнальным столиком, рядом с ним что-то писал еще один офицер с четырьмя звездочками на погонах.

– Очнулась, товарищ капитан.

– Во двор выйди, глянь, «Скорая» еще не подъехала? В больницу ее нужно, – сердобольно глянул на Марьяну офицер.

Только душевность его чересчур сладкая, приторная, с фальшью.

– Зачем в больницу?.. Где Слава? – обессиленно спросила Марьяна.

– Увезли твоего Славу. В наручниках. И наложниц его увезли.

– Каких наложниц? Не было у него никаких наложниц. Горничные были, он им за работу платил.

– Знаю я, за какую работу он вам платил, – хмыкнул капитан.

– Ничего вы не знаете. Слава хороший. И я его люблю.

– А в подвал он тебя зачем закрыл?

– Не закрывал меня никто. Я сама. Просто похудеть надо было, а не получалось...

– Ничего себе похудание! На тебя смотреть страшно.

– Ничего, все нормально будет...

– Живешь где, по какому адресу?

– Здесь живу.

– Дура, мы домой тебя сейчас отвезем.

– Здесь мой дом, – не сдавалась Марьяна.

– Дом сейчас опечатают. Со всем имуществом.

– И я имущество. И меня опечатывайте.

– Чье ты имущество?

– Я не имущество, я собственность. Славы собственность. Раба любви...

– Дура ты, а не раба любви!

Марьяна закрыла глаза, безо всякого старания изображая обморок. А камуфлированный с автоматом вышел во двор, и некому было совать ей под нос ватку с нашатырем. Но капитан решил привести в чувство собственными методами и шлепнул ее ладонью по щеке. За что и поплатился. Марьяна схватила его руку и укусила за палец.

– Ах ты, сука! – взревел офицер.

И даже замахнулся на Марьяну.

– Я не понял, ты что, нюх потерял? – возмущенно протянул Слава.

Он выходил из каминного зала в своем фирменном барском халате с позолотой. Марьяна в недоумении смотрела на него, хотя удивлена была не очень. Она как чувствовала, что это розыгрыш. Спасибо Мите с его топорной театральной постановкой...

«Капитан» вытянулся перед ним в струнку и поспешил убраться, когда Слава показал ему на дверь. И камуфлированный с автоматом остался во дворе.

– Это ты, что ли, раба любви? – с поощрительной улыбкой спросил Слава.

– Я не поняла, это что, розыгрыш был?

– Надо же было тебя как-то встряхнуть.

– Встряхнул. Спасибо... Не смотри на меня.

– Почему?