Мария Жукова-Гладкова - Завещание Мадонны

Я моргнула. Значит, Ярослав Морозов спрятал и оставшиеся в России сокровища своей семьи, и награбленное у других людей. И место, где он все спрятал, должен был сообщить через картину. Разумно. И опять же более вероятно, чем Леонардо. Но как родственники собирались добираться до этой картины?

Я задала вопрос вслух.

– А я почем знаю? – дернула плечиком Виолетта Петровна. – И дедушка… И вообще кто сейчас может сказать, что знал дедушка? Он в маразме был.

– Так…

– Но с просветлениями. Вы думаете, что медсестра просто так на аукционе появилась? Так ее сестрица у деда работала! Алечка все выяснила! То есть дала правильные указания дочери. Жаль, меня раньше не подключила. Вместе мы, возможно, и добрались бы до клада. Но эта сестрица – врач – явно что-то поняла из дедовых бредней! Она-то на чтении завещания не присутствовала! Но она много времени проводила с дедом. Может, он ей просто рассказал про Ярослава Морозова, про клад, про картины. Все-таки – врач, помогала ему… Откуда я знаю?!

Я сложила в уме имевшуюся информацию. Значит, всем просто захотелось денег. И не хотелось ни с кем делиться.

– А Кейт Боланд кто такая? Она тоже купила картину на аукционе, – добавила я.

Интересно, что скажет? А я сравню информацию с уже имеющейся.

– Внучка. Дедова внучка и, значит, какая-то дальняя родственница Ярослава Морозова. То есть в ней течет его кровь. В общем… Ну, не знаю я, кем она точно приходится Ярославу Морозову! И Алечка не знает. И какая теперь разница? Но Кейт на чтении завещания была. Может, сама решила приехать и… Откуда я знаю, что она решила? Разве нормальный человек поймет этих американцев с их американскими тараканами? И как только Алечкина дочь могла себе завести американского хахаля? Наверное, потому что дура. Я-то своих девочек правильно воспитала. Я всегда им говорила: хочешь одеваться у известных кутюрье – надо раздеваться у олигархов, лучше неизвестных широкой общественности. И обязательно наших олигархов, а не прижимистых иностранцев. В любом же случае будешь жить за границей. И сейчас одна моя девочка – в Англии, вторая – во Франции.

– Хахаль дочери Алевтины Николаевны присутствовал на чтении дедушкиного завещания?

– Присутствовал, – кивнула Виолетта Петровна. – Этой дуре все рассказал. Она тут же матери позвонила. Ну, Алечка принялась выяснять, где у нас есть картины Ярослава Морозова.

– И где?

– В музеях. Это зарегистрированные официально. Но до них не добраться. А потом Алечка узнала про аукцион. Но про аукцион вы сами все знаете.

– Американские родственники дедушки что-то предприняли? – спросила я.

– Наняли галерейщика – Артура Галустьяна. Вы его знаете?

Я кивнула.

– Галустьян и в Америке известен – нашим людям, которые там проживают. Я точно не знаю, как они на него вышли. Наследники все-таки решили приобрести картины Морозова какие только возможно. С детьми, естественно. Зачем им все? Кейт Боланд явно действовала по собственной инициативе, а остальные сюда ехать не пожелали. И дела у всех, и, может, не очень поверили.

– Вы знаете, какое точно задание дали Галустьяну?

Виолетта Петровна покачала головой.

– Думаю, про план под слоем краски ему не говорили, – высказала она свое мнение. – Это было бы глупо, согласитесь. От него, скорее всего, требовалось приобрести картины, взять свои комиссионные и переправить картины в США.

Интересно, сколько картин сумел приобрести Галустьян? Скажет ли он это мне? На аукционе он официально купил одну. Есть ли у него какие-то другие выходы на творения Ярослава Морозова? Возможно…

– Что вы хотите от меня? – опять спросила я у дамы в сари.

– Расскажите органам про план. У вас же много знакомых в органах? И про меня можете сказать, и даже про Алечку… Скажите, что мы не допустили вывоза нашего национального достояния за рубеж. Ведь украденное Ярославом Морозовым – это наше национальное достояние, не правда ли? И раз оно не досталось Алечке и мне… Ну, вы понимаете…

Но я в первую очередь была журналисткой. И мне требовался репортаж. Для меня главное – показать и рассказать что-то убойное, а не сообщать в органы полученную информацию.

Мне удалось убедить Виолетту Петровну дать мне официальное интервью. Я тут же свистнула Пашку, дожидавшегося в машине.

Просмотрев получившуюся запись, наш главный редактор Виктория Семеновна только присвистнула.

На следующий день позвонил Олег из ФСБ.

– Можешь записать два адреса и телефоны, – сказал приятель и дал мне координаты потомков адъютанта и политрука генерала Иванихина.

Я решила начать с политрука, хотя бы потому, что квартира находилась в пешей досягаемости от нашего холдинга. К адъютанту придется ехать через весь город. Если меня вообще согласятся принять.

Мои коллеги в холдинге проверили полученные мною адреса – на предмет официально зарегистрированных граждан. И результаты проверки тоже побудили меня направиться в квартиру политрука. Насколько я поняла, была жива его вдова. Ей стукнуло уже восемьдесят девять лет, а в таком возрасте время тянуть нельзя. Да, конечно, она уже и теперь могла пребывать в плачевном состоянии и ничего не помнить, но шанс был. Мои коллеги смогли выяснить, что у этой женщины три сына, правда, получалось, что старшего она родила в двенадцать лет. Теперь у нас и в одиннадцать рожают, а потом дают интервью всем, кто пожелает, но до Великой Отечественной войны… Тогда вообще-то замуж девственницами выходили и только по достижении совершеннолетия. Хотя, конечно, все могло быть…

Виктория Семеновна сказала, чтобы мы отправлялись в квартиру Суровцевых без звонка. Хорошо бы еще с соседями поговорить. Дом постройки девятнадцатого века, вполне могут жить потомки тех, кто знал политрука и, в свою очередь, рассказывал о нем потомкам, например, завидуя привезенному из Германии добру. С другой стороны, все жильцы могли смениться, и не один раз.

Мне повезло. В чистом небольшом дворе на скамеечке сидели две бабушки.

– Никак Юлия Смирнова? – присмотрелась ко мне одна.

– Ну-ка, кто у нас тут набедокурил? – тут же оживилась вторая.

Я села рядом с бабушками на скамеечку, Пашка извлек из кармана банку пива. Я спросила у бабушек, знают ли они семью Суровцевых.

– Еще бы! – хмыкнула одна.

– Только сейчас у них ничего интересного не происходит, – сказала вторая. – По сравнению с тем, что тут после войны творилось… – Она мечтательно закатила глаза. – Я-то тогда девчонкой была, но мама с бабушкой до самой смерти вспоминали, что бабы из-за Андрея Павловича устроили…

Андреем Павловичем, насколько я знала, звали того самого политрука, который воевал вместе с генералом Иванихиным и вместе с ним дошел до Берлина.