Шилпа Агарвал - Призрак бомбея

— Ой! — Вошедшая в комнату Кунтал испуганно отвела глаза от драгоценностей.

— Иди-ка взгляни, — беззаботно засмеялась Савита. — Тут нечего стыдиться.

Кунтал нерешительно приблизилась, взор ее притянули изысканный неотшлифованный алмаз и бирманское рубиновое ожерелье.

— Все это будет mi к чему, если план Маджи не сработает, — сказала Савита, осторожно подбирая слова. — Кстати, в последнее время она неважно выглядит.

— Маджи неважно выглядит?

Савита щелкнула языком:

— Столько всего странного творится. Тут и самый крепкий не выдержит. Скажи, какое ожерелье тебе больше нравится? Я подарю его тебе на свадьбу.

— Нет-нет! — Кунтал изумленно отшатнулась. Савита и раньше давала безумные обещания, связанные с замужеством Кунтал, хотя его вероятность слабела с каждым днем.

— Не говори Маджи, что мы все за нее волнуемся, — прибавила Савита, — а то она разозлится.

Кунтал кивнула. Она так свято верила во всесилие Маджи, что мысль о возможной немощи хозяйки ей даже в голову не приходила.

— Подойди-ка поближе, — поманила Савита. — Давай примерим это ожерелье.

Она украсила смуглую шею Кунтал, и рубин качнулся над ложбинкой груди. Кунтал застенчиво прикрыла лицо паллу. На минуту обе онемели. Потом Савита всплеснула руками:

— Вылитая невеста!

Кунтал украдкой взглянула в зеркало: «Неужели она и впрямь подарила бы это мне?» И тут же вспомнилась Авни: «Неужели она вернулась за мной?»

— Теперь ступай, — сказала Савита, снимая ожерелье. — Позови сюда Джагиндер-сахиба, а потом спроси у Маджи, не нужно ли ей чего.

Кунтал неохотно удалилась. Она любила ухаживать за Савитой, облачать ее стройное, благоухающее тело в шелковые сари, а после убирать с трюмо раскрытые тюбики помады или опрокинутые коробочки с краской для век, в восхищении касаясь каждого предмета. Но ухаживать за Маджи — будто таскать выброшенного на берег кита. Из-за ее габаритов усложнялось даже самое простое, — например, намылить обвисшие складки, до которых Маджи уже не могла дотянуться, или натянуть серовато-белое сари на необъятные бедра. И все это время, особенно когда Кунтал ее массировала, Маджи почти не разговаривала — разве что отдавала команды.

«Тьфу ты!» — мысленно фыркнула Кунтал. А ведь если Маджи захворает, у нее останется еще меньше времени на все остальное. Одиночество Кунтал скрашивала не только болтливость Савиты, но и кое-что другое — неосязаемое и невыразимое. Последние пару дней, когда она снимала с Савиты испачканную дупатту, взгляд падал на ее пухлые, влажные груди. Кунтал не делилась своими мыслями ни с кем — даже с Парвати, которая часто корчилась в заболоченной дальней аллее от приступов тошноты.

Джагиндер нерешительно постучал в дверь спальни, прикидывая, в каком настроении застанет жену. Только за последнюю неделю она сменила больше аватар , чем бог Вишну за всю историю вселенной. Джагиндер еще справлялся с ее инкарнацией «раненая пташка», когда в глазах стояли слезы и она лишь вздрагивала от его грубостей. Также он был искренне рад Савите, соблазнявшей его в постели несколько ночей подряд. Однако от недавних перевоплощений жены ему просто хотелось лезть в петлю. Например, еще вчера ночью сварливая баба послала его к чертовой матери, а уже сегодня утром любящая жена уступила ему чашку чаю.

Джагиндера не прельщали подобные игры, он и так из последних сил боролся со своей пагубной привычкой. От саднящей жажды разболелась голова, дрожали пальцы. Густой туман в голове мешал соображать. Помяв напряженно пульсирующую шею, Джагиндер приоткрыл дверь.

— Савита?

— Входи, дорогой.

Жена лежала на кровати, в окружении раскиданных драгоценностей. Такое буйство сверкающих красок в аскетичной комнате ошеломляло.

— Что все это значит?

Савита поманила его:

— А поздороваться?

Джагиндер хрустнул шеей, спиной и всеми костяшками, а затем уселся на край кровати, прикоснувшись к серебряному покрытию каркаса. Когда-то эта мебель его возбуждала. На ее бесцветном фоне Савита выделялась ярким пятном. Однако недавно Джагиндер понял, что сам выглядит совсем иначе: в своих одноцветных куртах и штанах он полностью сливается с кроватью.

Савита припала к его широкой спине:

— Я волнуюсь за Ними.

— Да на хрен о нем волноваться? — огрызнулся Джагиндер. — Нормальный парень с нормальными потребностями.

— А что это за баловство с Милочкой?

— Ему хочется быть героем, вот и все.

— Больше ничего?

Джагиндер прищелкнул языком:

— Лично я бы волновался, если б он, наоборот, не западал на такую красотку.

Савита посерьезнела:

— Вот именно. Поэтому нужно его поскорее женить на хорошенькой пенджабской девочке.

— Женить? Да ты же сама вечно твердишь, что ему надо учиться.

— Согласна. — Савита принялась массировать плечи Джагиндера. — Но учиться-то он сможет и дальше, а жена его остепенит.

— Но… но…

— Никаких «но», — перебила Савита. — Маджи и так еле справляется с хозяйством, а тут еще все эти ужасные события последних дней. Неужели ты не понимаешь, что невестка — это наше спасение?

Джагиндер вспомнил, как после их свадьбы Савиту впервые внесли в дом из машины, украшенной гирляндами календул. Всю аллею и весь дом усеивали лепестки роз. Она была так прекрасна, так застенчива, так безупречна, когда рассыпала на счастье пригоршню риса у порога, взмахнув унизанной браслетами ножкой и тем самым предрекая, что принесет в семью процветание. Тогда ему нестерпимо захотелось молодую жену, которая была воплощением всех его юношеских грез. «Пусть Нимиш еще потомится», — подумал Джагиндер, завидуя сыну из-за того, что он скоро испытает такой же восторг.

— Он еще слишком молод, — возразил он, чувствуя, как теплые пальцы Савиты разминают плечи. — Лучше б ему на пару лет подрасти, чтоб он мог вылепить жену по своему вкусу.

— Но у меня уже есть на примете идеальная девушка. Жаль, если ее перехватит кто-то другой, — сказала Савита. — Ты ее знаешь. Джухи Кханделвал.

— Дочка Фалгуна?

— Она самая, — взволнованно подтвердила Савита. — Ей тоже семнадцать, и она красавица. А еще скромница — даже в колледж ходить не желает. По слухам, из нее можно вылепить что угодно.

Джагиндер припомнил, как один раз ходил к Фалгуну на обед, когда Савита отправила мальчиков на каникулы к своим родителям в Гоа. Джухи была еще маленькая, лет двенадцати, но даже тогда лицо ее поражало красотой. В городе почти все поголовно были кареглазые, так что изумрудные глаза Джухи накрепко врезались в память. «И вот теперь, — подумал он, — она может стать моей невесткой».

— Давай поговорим об этом, когда все придет в норму.

— В норму? А вдруг план Маджи провалится?