Шилпа Агарвал - Призрак бомбея

— Пожалуйста, простите меня, — зашептал он.

Маджи фыркнула.

— У меня больше ничего не осталось, — сказал Гулу, ссутулившись, и грудь его обреченно ввалилась. «Неужели Чинни и впрямь покончит с собой?»

Маджи устремила взор в туманное небо. Остальные домочадцы стояли на веранде и напряженно ждали ее вердикта. Неожиданно Савита шагнула вперед и вступилась за Гулу:

— В наши дни непросто найти хорошего шофера.

— Да-да, — подхватил Джагиндер, почувствовав, что сейчас решается, быть ли ему хозяином в доме. — Он ведь у нас с самого, на хрен, Детства.

После такой поддержки Гулу лишь люто возненавидел Джагиндера.

— Пожалуйстапожалуйстапожалуйста, — хором вторили с веранды близнецы.

Парвати, Кунтал и Кандж помалкивали: им в очередной раз напомнили о зыбкости их собственного положения, о том, что они живут в бунгало на Малабарском холме только из милости — как работники, а не полноправные обитатели.

— Убирайся отсюда, — велела Маджи, — и никогда не возвращайся.

Гулу едва не грохнулся оземь.

— Если увижу тебя снова, вызову полицию, — пригрозила Маджи и развернулась к веранде, где в изумленном молчании застыли домочадцы, не смея оспорить ее решение.

— Подожди! — окликнул Нимиш, когда Гулу повернулся к воротам. — Есть какие-нибудь новости о Мил… о дочери тети Вимлы?

Гулу покачал головой.

И ворота вновь заперли на засов.

На закате четвертого дня Митталы опять услышали глухой стук в ворота.

— Ну все, — сказала Маджи, потянувшись за тростью, — я сама его поколочу. Пошли, Нимиш, пошли со мной.

Но, сняв цепь с ворот, она увидела перед собой не Гулу, а Мизинчика. Та была в мокрой, грязной пижаме, лицо в корочке от кокосового молока. Дрожа всем телом, девочка осела на землю. На один блаженный миг Маджи онемела и бухнулась рядом с ней. Даже не подумав о бабке, Нимиш торопливо подхватил Мизинчика и отнес в ее комнату, где положил на кровать и закрыл дверь.

— Скажи мне быстро, пока все не пришли, где Милочка? — прошептал он.

Мизинчик невидяще смотрела на него.

— Пожалуйста, — упрашивал он, гладя ее по волосам. — Ну пожалуйста.

От его прикосновения она засмеялась — зашлась в хохоте, колючем, неприятном. Дернула Нимиша к себе, подставляя груди под его руки, впиваясь губами в его рот.

Нимиш отбивался, но не мог вырваться из ее нечеловеческих объятий. Широко раздвинув ноги, она сжала ими его бедра.

Открывшая дверь Кунтал застыла на пороге и зажала рот ладонью.

Мизинчик обратила на нее безумный взгляд и оттолкнула Нимиша. Растопырив пальцы, она потянулась к Кунтал.

— Господи! — вскрикнул Нимиш, пятясь в угол комнаты и тяжело дыша. — ГЪсподи!

Кунтал шагнула вперед.

Мизинчик приподнялась на кровати, качнулась.

Из глаз Кунтал хлынули слезы. Она протянула к Мизинчику руку.

В комнату влетела Парвати, но тут же окаменела.

— Уходи! — завопила она. — Кунтал!

Кунтал уронила руку.

Подоспевшая наконец Маджи попыталась отпихнуть Парвати с дороги:

— Мизинчик!

— Она бесноватая! — завизжала Парвати, хватая Маджи. — Кунтал, уходи!

Мизинчик уставилась на них запавшими глазами, внутри у нее что-то глухо урчало.

— Нет! — произнесла Кунтал. — Я останусь с ней.

— Нет! — Парвати инстинктивно обхватила свой живот. В груди у нее клокотала застарелая ненависть. — Посмотри ей в глаза — я их уже где-то видела!

— Нет! — подхватила Маджи. — Нет!

— Оставь меня! — Кунтал оттолкнула сестру.

— Врач ее не спасет! — надрывалась Парвати. — И ваши молитвы тоже! Поможет только один человек!

Маджи встретила злобный, леденящий взгляд внучки.

— Уходите, — прошептала она, пятясь из комнаты, — позовите тантриста.

Кунтал захлопнула дверь прямо у сестры перед носом и заперла ее.

— Нет! — кричала Парвати, молотя в дверь. — НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Кунтал стояла, прижавшись спиной к двери, тяжелые удары Парвати отдавались в позвоночнике.

— Что ты наделала? — прошептала она той, что лежала на кровати, — дерзкому духу, вселившемуся в Мизинчика.

В глазах девочки полыхнуло отчаяние.

— Так нельзя, — прошептала Кунтал, кусая губы. — Так нельзя ко мне возвращаться.

Девочка вытянула руки, в горле у нее заклокотало.

С лицом, полным скорби, Кунтал села на кровать рядом с ней. Она размотала паллу на талии, языком увлажнила его конец и нежно прижала к лицу девочки, смазывая ей лоб и губы.

— Что тут сказать, если тебе нужна целая жизнь, — произнесла Кунтал, узнавая в глазах девочки взгляд любимой, — ты ведь пришла проститься?

В дверь барабанили не переставая, скрежетала дверная ручка.

Кунтал перевела дыхание и продолжила:

— Мне так жаль…

Бгаза моргнули — глаза Авни.

— …но ты должна оставить этого ребенка. — Кунтал заплакала. — Нельзя причинять ей вред. Умоляю.

Она положила голову на сердце девочки и закрыла глаза. Если бы только можно было остановить время, чтобы эти бесценные секунды длились вечно…

— Ну вот я и здесь с тобой, — еле слышно прошептала она.

Добавить было нечего.

На посыпанной пеплом груди тантриста раскачивались четки, на лодыжках звенели колокольчики. Он сел «по-турецки» на простыне, постеленной в центральной комнате бунгало.

Не произнеся ни слова, тантрист погрузился в глубокую медитацию. Спина его оставалась прямой, позвоночник утонул меж тугими мышцами. Ровную линию нарушали только взъерошенные волосы на голове. Сын тантриста зажег небольшую лампу и палочки с благовониями, расставил их перед статуэтками Ханумана, бога Рамы, богини Ситы и бога Шивы. Фигурки перенесли из комнаты для пуджи в зал, дабы соорудить тут временный алтарь. Затем сын достал стальной сосуд с киноварью и куркумой — эти цвета обычно отгоняют злых духов — и положил нитку похожего оттенка у алтаря. Распаковали стеклянные сосуды с маслом гхи и асафетидой, которую насыпали по периметру простыни. Тантрист затянул бхаджан — религиозное песнопение — и зазвонил в латунный колокольчик.

— И это все? — с явным разочарованием спросил Туфан.

— Помолчи, — шикнула Савита, шлепнув его рукой по голове.

Но тут за воротами послышал гудок.

— Пандит-джи! — воскликнула Маджи, вспомнив, что позвала его накануне.

Нимиш помчался открывать ворота перед шафрановой «импалой» жреца.

В смятении Маджи чуть было не крикнула Нимишу, чтобы спровадил его под любым предлогом — лишь бы жрец не увидел тантриста в ее доме, но затем поняла, что позора уже не избежать. Пандит-джи вальяжно вошел в дом под огромным зонтом, не замочив под проливным дождем даже пучок волос на затылке.

— Прошу вас, — приветствовал его у дверей Джагиндер. — Садитесь.

— Что все это значит? — вопросил Пандит-джи, увидев тантриста, сидевшего по центру комнаты в окружении божеств.