Полина Дашкова - Кровь нерожденных

Кротов отметил про себя, что к Лене домой надо будет обязательно послать оперативную группу. Прежде чем слушать кассеты, он спросил:

– Сколько лет вашей тете?

– Шестьдесят восемь.

– Можете описать ее?

– Я могу фотографии показать, – пожала плечами Лена, – правда, самые поздние – десятилетней давности.

– Фотографий пока не надо, просто расскажите, какая она – маленькая, высокая?

– Высокая, метр семьдесят пять. Довольно полная, волосы совершенно седые, короткие, глаза светло-карие, чуть зеленоватые... «Нет уже ни глаз, ни волос», – печально подумал Кротов и сказал:

– Елена Николаевна, машина «скорой помощи» с номерным знаком 7440 МЮ вчера днем врезалась в бензовоз на Дмитровском шоссе. Все, кто был в «скорой», погибли. Но, кроме троих мужчин, там была женщина шестидесяти-шестидесяти пяти лет, рост около ста семидесяти сантиметров, крупного телосложения. Она умерла примерно за час до катастрофы, от инфаркта.

– Я должна буду, наверное, опознать тетю Зою? – тихо спросила Лена.

Кротов испугался – она страшно побледнела, даже губы стали белыми. Но голос остался спокойным.

– Нет. Вы не сможете ее опознать. Взрыв был мощный, пламя вспыхнуло сразу... Судебные медики установят личность по фотографиям, правда, на это уйдет время. – Он осторожно погладил ее пальцы. – Елена Николаевна, это может быть случайным совпадением. Пока ничего не ясно...

Он чувствовал, как ей сейчас плохо, и подумал: «Лучше бы заплакала, стало бы легче».

Но она не заплакала, а ровным голосом произнесла:

– Нет, Сергей Сергеевич, все уже ясно. Они приехали сюда в пятницу утром, вошли в квартиру. Тетя ждала грузчиков, хотела продать буфет, поэтому сначала их появлению не удивилась. Но они стали спрашивать, где я, она им не сказала. Они попытались ее заставить. От ужаса у нее случился инфаркт – много ли надо человеку в ее возрасте? Они испугались и увезли ее... тело. На каком шоссе, вы сказали, произошла катастрофа?

– На Дмитровском.

– Ну вот. Они ехали на Долгопрудненское кладбище. Вы же знаете, как бандиты прячут убитых.

На Лену было тяжело смотреть. Кротов жалел, что рассказал ей о катастрофе. Но, если она права – а она скорее всего права, так и было на самом деле, – ей все равно придется узнать о гибели тети.

– Елена Николаевна, есть у вас еще кто-нибудь из родных, кроме тети? – спросил он, взяв в ладони обе ее руки. Пальцы были ледяными и никак не согревались.

– Никого. Мама сорвалась со скалы на Эльбрусе, когда мне было два года. Папа умер от рака три года назад. Кроме тети Зои, у меня никого нет.

Кротов зажег огонь под остывающим чайником и вставил в маленький Ленин диктофон первую кассету.

– Елена Николаевна, может, вы попробуете немного поспать? – мягко спросил он, прежде чем пустить пленку.

Лена отрицательно замотала головой.

– Нет, Сергей Сергеевич, я лучше с вами посижу.

Пока слушали разговор с Валей Щербаковой, закипел чайник. Кротов молча встал, взял две чашки из буфета, налил чаю Лене и себе.

– Может, вы покурить хотите? Я могу приоткрыть окно, – шепотом, стараясь не заглушить голоса на пленке, сказала Лена.

Курить действительно хотелось. В кармане пиджака лежала непочатая пачка «Честерфиль-да». Кротов подошел к приоткрытому окну и с удовольствием затянулся.

Разговор с Валей кончился. Лена сама сменила кассету. Зазвучал голос доктора Курочкина. Сначала Кротов слушал спокойно, но через несколько минут резко нажал на «стоп».

– Откуда у Гоши Галицына пистолет? – с тревогой спросил он.

– Газовый, – слабо улыбнулась Лена, – и не заряжен.

Немного успокоившись, Кротов стал слушать дальше.

«Завтра утром надо ехать к Курочкину, – думал он. – Эту пленку никому показывать, конечно, нельзя. Но и терять эти показания нельзя, ни в коем случае. Надо добиться, чтобы доктор повторил хотя бы часть сказанного еще раз, составить протокол и сделать все как следует».

Надежда на повторные откровения старика была слабой, но все-таки упускать этот шанс Кротов не хотел.

Кассеты кончились. Была глубокая ночь.

– Елена Николаевна, вам все-таки надо поспать, – еще раз сказал Кротов.

– Я все равно сейчас не усну. Давайте лучше немножко поговорим.

– Хорошо. Но только о чем-нибудь нейтральном и отвлеченном, – улыбнулся Кротов.

– Согласна.

Не зная, можно ли считать эту тему нейтральной и отвлеченной, Сергей осторожно спросил:

– Вы были замужем?

– Дважды, – кивнула Лена, – в первый раз – еще студенткой. Мы прожили всего месяц, только расписались и сразу разбежались.

Второй раз было серьезней. Собственно, мой второй муж и есть отец моего ребенка, хотя мы расстались восемь лет назад. Но в этом году случайно встретились – в Канаде, за Полярным кругом, в маленьком эскимосском городке. Был июнь, а там – снег по колено, ни одного русского, только он и я. Там проходила конференция «Женщина и полюс». Знаете, собрались бездельники из разных стран и десять дней болтали о том о сем с важным видом. За десять дней – три банкета: в честь открытия, в честь закрытия, а в середине – в честь участников конференции.

Я когда-то перевела рассказы двух писательниц – канадских эскимосок, а он, как выяснилось, написал книгу очерков о малых народах Севера. Вот нас и пригласили. И поселили в гостинице в соседних номерах.

В общем, там у нас все опять вспыхнуло, а в Москве, конечно, сразу погасло. Он и не знает, что я жду ребенка. У него очередная семья, десятая, наверное, по счету. Он их меняет, не считая. Мы с ним совершенно чужие люди.

Спать они легли только под утро. Лена постелила Кротову на диване в бывшем дядином кабинете, а сама отправилась в комнату, где обычно спала, ночуя в этом доме, с раннего детства. Там все еще сидели в тонконогом неудобном кресле ее старые игрушки – одноглазая плюшевая обезьяна и огромная тряпичная кукла с лысой резиновой головой.

В начале семидесятых, отслужив в армии и вернувшись в родную Тюмень, Юрий Бубенцов написал повесть об армейских буднях. Повесть получилась жизнеутверждающая. Армию он изобразил в самых радужных тонах, врал не стесняясь, описывал веселую доблесть и военное братство, мудрых наставников-старшин и наивных, романтически-возвышенных новобранцев. В повести гремели дружные солдатские песни, зеркальным блеском сверкали сапоги и царила стерильная идеологическая ясность.

Бубенцов с блеском прошел творческий конкурс в Литературный институт. Повесть была опубликована в толстом молодежном журнале, потом вышла отдельной книгой.

Бубенцов приехал покорять столицу. Тут же обнаружилось, что надменные и капризные молодые москвички прямо-таки тают от грубоватой мужественности высокого, широкоплечего сибиряка. Не все, конечно, но многие.