Полина Дашкова - Вечная ночь

– Ну допустим, она этого не заявляла, – возразил следователь Соловьев, – она только повторяла: нет, я ничего не знаю.

– Она знала, – Борис Александрович тяжело, безнадежно вздохнул, – когда мы встретились с ней в коридоре, она прошептала мне: только не говорите им про дневник.

– Это вы сейчас придумали! Почему вы при девочке этого не сказали? – спросил Завидов.

– Я не решился. Она плакала. Мне кажется, ей что-то известно о Жениной тайной жизни и она боится, что это дойдет до ее родителей. У нее очень строгая семья, и одно то, что ее подруга занималась такими вещами…

– Какими вещами? Ну, договаривайте! Жени Качаловой больше нет, теперь о ней можно сказать что угодно! – заорал Завидов.

– Эдуард Иванович, пожалуйста, потише и повежливей, – одернул его Соловьев.

В квартире Родецкого шел обыск. Было полно народу. Соловьев сумел прочитать дневник Жени с помощью лупы. Он разбирал самые сложные почерки не хуже старого учителя. Потом дневник взял Завидов и тоже вооружился лупой.

Часа два назад, перед тем как отправиться на квартиру, в учительскую еще раз привели Карину Аванесову. За ней пришла мама, полная, громкоголосая дама. Она говорила с сильным армянским акцентом и не давала дочке раскрыть рта, отвечала вместо нее.

– Карина не читает чужих дневников! – заявила она, не дослушав вопроса. – Чего еще вы хотите от моего ребенка? Вы что, не видите, в каком она состоянии?

– Карина, ты подошла ко мне вчера после урока и сказала, что Женя перепутала тетради, – напомнил Борис Александрович.

– Я не знаю.

– Ты подходила или нет? – спросил Соловьев.

– Нет. Да. Насчет сочинения.

– Пожалуйста, расскажи подробнее.

– Сочинение по «Капитанской дочке». Я спросила Бориса Александровича, проверил он уже или нет.

– Был у вас разговор о Жениной тетради?

– Да. Нет. Я не помню.

– Конечно, она не помнит! Как она может помнить в таком состоянии? – кипятилась мама.

– Женя звонила тебе, просила поменять тетради, она перепутала, сдала не ту, в которой было сочинение. Ты сказала мне, что Женя болеет, хронический бронхит, – говорил старый учитель, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и мягко.

– Да, она болела. Я сдала ее сочинение. Я ничего не знаю, я тетрадку не открывала.

Девочка дрожала и плакала. Так и не добившись никакого толку, ее отпустили.

– Я уверен, графологическая экспертиза легко определит, что это подделка, – продолжал повторять Завидов. – Вообще, все вранье, от начала до конца.

– Нет, не вранье, – тихо сказал Соловьев, – в том, что это дневник Жени и никакая не подделка, я лично не сомневаюсь.

– Да брать его надо! В камере он быстро расколется, – рявкнул Завидов, – учитель!

В гостиной телевизор стоял на небольшом комоде. Там, на дне нижнего ящика, под кипами старых газет и журналов, нашли плоскую деревянную шкатулку.

– Это не моя вещь, – прошептал Борис Александрович, – он оставался один в комнате, я выходил на кухню, готовил чай. У него был портфель, небольшой, черный. Он с ним не расставался. Когда сел вот в это кресло, поставил его на пол, у ног.

Старый учитель даже попытался изобразить все в лицах. Показал, как они вышли на балкон, перевесились через перила, разглядывая машину.

Шкатулку открыли. Внутри, в конвертах из папиросной бумаги, лежали пряди волос. Светлая, длинная, прямая. Рядом с ней пара серебряных сережек с аметистами. Рыжая, закрученная спиралькой. Золотое колечко с темным крошечным рубином. Пепельно-русая, короткая и жесткая. Серебряная цепочка с крестиком.

В багажнике машины старого учителя нашли пластиковый пакет, в котором лежали большие стальные ножницы, новая, запечатанная бутылка масла «Беби-дрим», упаковка хирургических перчаток.

Марина Качалова позвонила Соловьеву и продиктовала адрес квартиры, которую снимал некто Марк, как бы писатель, и где он проживал вместе с Дроздовой Ириной Павловной. Марина сказала, что пыталась дозвониться Ике на мобильный, послала несколько сообщений, но ни ответа ни привета.

Соловьев передал трубку Антону. Он не мог говорить. Он допрашивал учителя Родецкого, и ему не хотелось, чтобы майор Завидов брал инициативу в свои руки.

– Тут еще такая ситуация, – сказала Марина, – я понимаю, это вас, в принципе, не касается, но ее тетка в Быкове очень болеет, мои родители живут в соседней квартире, помогают, как могут, и звонят мне каждый день, спрашивают, когда Ика приедет. На самом деле, ей обязательно надо там появиться, срочно. Тетка совсем плоха, родственников, кроме Ики, никаких.

– Так, может, она и уехала туда, в Быково? – спросил Антон.

– Нет. Мои родители знали бы. Я с ними говорила буквально десять минут назад.

Антон отправился на Полежаевскую.

– Не исключено, что этот как бы писатель Марк, с которым она живет, и есть порнограф Молох, тезка нашего маньяка, – напутствовал его Соловьев, – если не пустят в квартиру и откажутся разговаривать, свяжись с районным отделением, вот тебе ордер на обыск. Но это крайний вариант. Сначала ты просто поговоришь с Дроздовой. По идее она должна пойти на контакт, Женя – ее подруга. Да, и учти, Дроздова, когда нервничает, может начать заикаться, так что будь мягким, доброжелательным, насколько возможно.

Дом прятался глубоко во дворах. Когда Антон нашел нужный подъезд и припарковал свой старый обшарпанный «Жигуль» возле новенького шикарного «Вольво», в кармане у него просигналил мобильник.

Эту гениальную игрушку Антону совсем недавно подарили на день рождения родители. Он не мог нарадоваться. В телефоне была куча разных функций, большой цветной дисплей. Хочешь – влезай в Интернет. Хочешь – фотографируй, снимай на видео, записывай музыку, голоса. Он еще не до конца все освоил и слегка удивился, обнаружив не только текстовое послание, но и картинку.

С дисплея на Антона смотрела темноволосая стриженая девочка, очень симпатичная. Большие, широко посаженные зеленые глаза, чистый выпуклый лоб, носик маленький, круглый, как у котенка, высокие скулы, бледные пухлые губы. Тонкая шейка, острые ключицы. Никакой косметики. Детские пропорции лица, поэтому девочка кажется такой юной и трогательной. На вид лет четырнадцать, ну пятнадцать, не больше. Невозможно поверить, что ей уже двадцать два.

Марина сделала, что обещала. Нашла и прислала ему по ММS фотографию Ики. В сообщении написала: «Наверное, что-то случилось. Обычно она перезванивает. Дайте мне знать, когда выясните. Я волнуюсь».

Антон вышел из машины, хотел набрать на домофоне номер квартиры и вызов, но передумал. Заметил нацарапанные на двери цифры кода. Всегда лучше звонить сразу в квартиру.

Лифт оказался занят, Антон пошел пешком на пятый этаж. Дойдя до площадки между третьим и четвертым, услышал, как лифт остановился внизу.