Полина Дашкова - Вечная ночь

Он мог сравнить эту бурю чувств лишь с тем первым экстазом, который испытал много лет назад, на чердаке, когда убил первую в своей жизни самку. Именно тогда он и выпустил первого ангела, но еще не осознавал этого.

Масло – миро, священный жертвенный елей, символ чистоты и покоя. Оно смывает следы, гоминидам будет трудней найти Странника.

Паутина у древних, у греков и египтян, – символ судьбы. У майя плетение паутины воплощает непрерывную мутацию, превращение людей в гоминидов. У христиан – это символ абсолютного зла. Именно паутина с ее тайной символикой и явной грязью подсказала Страннику простой и разумный путь.

Чтобы освободить ангела, надо купить юного гоминида, в котором ангел еще жив. Покупать через паутину безопасно. Можно сохранять полную анонимность, не привлекать внимания. Торговцам ничего не нужно, кроме денег. Они даже не смотрят в лицо покупателю.

Странник проснулся и прозрел. Испытал горький стыд за годы тупого бездействия.

Разведчик опять стал диверсантом. Пользуясь Интернетом, он мог бесконечно продолжать свое священное дело, спасать сколько угодно ангелов.

За полгода он спас троих. Двух девочек и мальчика. Это были беспризорные сироты из глубокой провинции, родители умерли либо сидели в тюрьме. Каким-то ветром их занесло в Москву, в лапы порнодельцов.

Он не оставил ни единого следа. Он понимал, что искать его будет не только милиция, но и сутенеры, которые продали ему детей. В диалог с ними он вступал из интернет-кафе и никогда не использовал для связи свой домашний компьютер. Звонил только из уличных таксофонов. Менял внешность и голос, платил вперед и даже добавлял щедрые чаевые, ибо знал: ничто так не притупляет бдительность гоминидов, как деньги.

Полтора года его активно искали, но так и не вышли на его след. Никто не понял, что это продолжение, не связал нынешние трупы с теми, что десять лет назад вылавливали из озера возле маленького подмосковного городка Давыдово. У серийных убийц не бывает таких долгих периодов покоя.

Но фокус в том, что Странник не серийный убийца. Он не душит детей. Он освобождает ангелов.

Гоминиды опять оказались бессильны против него. Никто, ни милиция, ни сутенеры, не догадался об его истинных мотивах, целях и средствах.

Никто, кроме женщины-оборотня. Сейчас, когда он освободил очередного ангела, она опять начнет думать и действовать. Следовало срочно избавиться от этого опасного существа, убрать оборотня со своего пути, раз и навсегда.

Сквозь шум воды Ика слышала, как заливаются сразу три телефона. Городской, самый громкий, и два мобильных.

– Идите на фиг! – сказала она, разглядывая свою ногу, такую живую и симпатичную, что стоит посмотреть, и мгновенно поднимается настроение. Правда, тут же где-то, совсем глубоко, защекотала маленькая поганая мыслишка. Вот эту плоть, розовую, упругую, выхоленную, будут когда-нибудь жрать черви. Когда-нибудь, не скоро, но обязательно.

О червях однажды сказал Марк. Держал ее ногу, бережно, как произведение искусства, и вдруг произнес, с обычной своей ухмылкой:

– Обидно, что такая красота достанется червям. Представляешь, вся ты, Ика, нежная и удивительная, с твоими тонкими пальчиками, с твоими грудками, губками, шейкой, станешь обедом подземных тварей. Они тупы, бессмысленны, лишены эстетического чувства. Им без разницы, кого жрать: тебя, мою прелесть, или какого-нибудь урода. Остается пожелать им приятного аппетита.

Марк говорил много глупостей и гадостей, она привыкла, щелкала его по носу, злилась чуть-чуть и скоро забывала. Но про червей запомнила и никак не могла выкинуть – даже не из головы, а откуда-то из солнечного сплетения.

– Гад, гад, ненавижу! – пробормотала Ика и стала чистить зубы.

На городском телефоне включился автоответчик. Из ванной Ика не могла разобрать слов, но слышала, что голос женский. Потом стало тихо. Телефоны помолчали, отдохнули минут пять и опять затрезвонили хором.

Ика выдавила на ладонь прозрачный зеленый шампунь, закрыла глаза, намылила короткие густые волосы и запела во весь голос:

Предстояло самое неприятное – брить подмышки. Ика подняла руку, заглянула в нежную впадинку, подернутую золотистой щетиной. Там такая тонкая кожа, каждый раз страшно прикасаться бритвой.

– Вот, например, немки подмышек не бреют, – рассуждала Ика вслух, сплевывая воду, – и правильно делают. То ли в Италии, то ли в Англии подмышки бреют только проститутки. А порядочные женщины – никогда. Ой, блин! – Несколько капель крови проступило сквозь пену. Ика порезалась потому, что телефонные рулады выводили ее из себя и руки слегка дрожали. – Блин-блин, твою мать! – От перекиси щипало еще больше.

Был бы дома Марк, она позвала бы его, чтоб подул. Он бы подул, потом поцеловал, во все местечки. Ему нравилось, когда она влажная, горячая, только что из душа. Он бы целовал и приговаривал: «Косточки мои сладкие, цыпленок мой, тут у нас мягонько, а тут тверденько, ой, как вкусненько, ой, как классненько, прикольненько».

Ика протерла запотевшее зеркало, увидела себя, скелетика, девочку-спичку. Скуластое аккуратное лицо. Круглые зеленые глаза, большой пухлый рот и маленький мягкий нос. Без косметики, с мокрыми волосами, она выглядела лет на четырнадцать. На самом деле ей было двадцать два.

– Марк, Марик, Морковка, козел, сволочь, ненавижу, убью когда-нибудь!

К трем разноголосым звонкам прибавился четвертый, дверной. Ика накинула халат и босиком помчалась в прихожую.

– Мало того что исчез на трое суток, бросил меня, еще и ключи забыл, гад, и явился именно тогда, когда я в ванной! Все мне назло, все всегда мне назло! Ну я тебе сейчас устрою! – Она распахнула дверь, не взглянув в глазок.

На пороге стояла незнакомая девица лет тридцати, высокая крашеная блондинка, в джинсах и дутой куртке такого розового цвета, что у Ики заболели глаза. Девица, вероятно, не ожидала, что ей сразу, без вопросов, откроют дверь, и удивленно уставилась на Ику.

– Взрослые кто дома есть?

– А что вам нужно?

– Я из ЖЭКа. Жалуются на вас соседи, девочка. Заливаете вы их. – Глаза девицы быстро, хищно обшарили маленькую прихожую.

– Мы?! Заливаем? Да что за бред, блин! – Ика туже затянула пояс халата и надменно вскинула подбородок.

– Я спрашиваю, взрослые кто есть? – Девица шагнула в прихожую.

Она была куда хладнокровней, чем показалась в первый момент. Проворно потеснила Ику, просочилась сквозь бамбуковую шторку, заменявшую дверь между коридором и единственной комнатой, и через секунду стояла посреди комнаты, широко расставив длинные толстые ноги в обтягивающих джинсах и розовых лаковых сапожках.