Ольга Володарская - Тайный дневник Лолиты

Старик стоял у зеркала, висящего на стене туалетной комнаты небольшого ресторанчика, где он отмечал свой день рождения, причесывался и думал о том, что он еще о-го-го. Фигура подтянутая, лицо довольно гладкое, зубы неплохие. Они, конечно, не так крепки и белы, как в молодости, а сероваты, сточены, на многих коронки, но все же во рту не протезы, как у большинства его ровесников.

Старик широко улыбнулся своему отражению. Убрал расческу, пригладил волосы, и без того лежащие идеально. С возрастом его шевелюра сильно поседела и немного поредела, однако старик ею гордился. Не всякий мо́лодец может похвастаться тем, что у него нет залысин, а на затылке не проклевывается плешь. Взять, к примеру, тех, с кем старик сейчас отмечал свой юбилей. Их было шестеро. Все парни. Самому младшему тридцать восемь, старшему – сорок семь. Мальчишки! А трое уже, если по-научному, с алопецией. И все делают вид, что их это не трогает. Шутят про умные волосы, покидающие дурную голову. Вспоминают о каких-то исследованиях, согласно которым лысые более сексуальны и поэтому нравятся женщинам. Приводят в пример Брюса Уиллиса и Гошу Куценко. А сами наверняка мечтают иметь густую шевелюру…

Но разве кто-то из них в этом сознается?

Старик открыл кран, пустил воду, желая помыть руки, но тут ощутил острую боль в области живота. Чертова язва! Только она омрачала его жизнь…

Боль усилилась. Что неудивительно, ведь он сегодня нарушил диету. Наелся салатов с майонезом, копченой колбасы, соленой рыбы. Да еще выпил в честь праздничка. Почувствовав, как по лбу начинает стекать пот, старик оторвал бумажную салфетку, вытер лицо, после чего полез в карман за таблетками. Он уже принял одну, когда зашел в туалет, но она не подействовала, придется глотать еще пару. Чтоб наверняка. Ему нужно продержаться не меньше часа, а лучше два. Ведь он обещал гостям сюрприз…

Трясущейся рукой старик достал пузырек с лекарством. Зубами стащил крышку. Вытряхнул на ладонь две таблетки, отправил их в рот, проглотил. Одна прошла хорошо, но вторая застряла в горле. Чтобы протолкнуть ее, старик выпил воды. Прямо из-под крана. Вроде бы стало лучше.

Постояв немного с закрытыми глазами, он собрался убрать лекарство в карман, как руки вдруг перестали слушаться. Он просто-напросто их не чувствовал.

Пузырек упал на пол. Таблетки рассыпались. Старик смотрел на них, и какая-то мысль не давала ему покоя. Но сосредоточиться на ней он не мог, мешала разрастающаяся боль. Еще недавно она была сконцентрирована в животе, но теперь завладела и грудной клеткой, и горлом, и лобной областью.

Старику стало ясно, что это не язва, а что-то гораздо более страшное!

И тут он смог ухватить ту мысль, что не давала ему покоя. Таблетки! Те, что валяются сейчас на полу и которые он принял совсем недавно… Они… Они отличаются от его язвенных. Не сильно, но все же… Немного другой оттенок, полоса не такая глубокая…

– Отравили, – просипел старик. Он хотел прокричать эту фразу, но горло сдавил спазм.

Боль завладела всем его телом. Сжала стальным обручем голову.

Ноги стали подкашиваться. Понимая, что через несколько секунд он рухнет на пол, старик направил свое сведенное судорогой тело к двери. Она открылась, когда он навалился на нее. За дверью небольшой, метровый, коридорчик, а дальше, через арку, зал. Сквозь пелену на глазах старик рассмотрел тех, кто там находился. Главное же, найти глазами своего УБИЙЦУ. Перед тем как отойти в мир иной, старик хотел указать на него. Чтоб все знали, кто повинен в его смерти…

Зал ресторана был так мал, что Виктор Саврасов, как только вошел, почувствовал себя крайне неуютно. Его рост составлял два метра. Саврасову везде было тесно. Приходилось то нагибаться, то поджимать ноги, то следить за руками – если их развести широко, можно что-нибудь уронить или удариться. В те годы, когда у Виктора не было личного самолета, он ужасно страдал, летая на транспортных. Даже в бизнес-классе ему было некомфортно. В стандартных квартирах с высотой потолков два пятьдесят пять он вечно стукался о люстры. Поэтому сразу, как только появились деньги, он построил себе огромный дом. Недоброжелатели тут же решили, что Виктор Саврасов жуткий выпендрежник, а он просто стремился к максимальному комфорту.

В ресторане же, куда он заехал, чтобы поздравить своего бывшего преподавателя с юбилеем, Виктор сразу почувствовал себя Гулливером в стране лилипутов. Низкий потолок давил на макушку, а столики, которыми было густо заставлено тесное помещение, доходили ему до колен и казались игрушечными. Когда же Саврасова усадили за один из них, он едва не опрокинул закуски, попытавшись просунуть под него свои длиннющие ноги. Виктор планировал остаться на десять минут, подарить педагогу букет цветов и шахматы из слоновой кости, провозгласить тост, выпить символическую рюмку водки и ретироваться, сославшись на неотложные дела. Но не тут-то было! Семидесятилетний профессор, пока не высказался сам, другим и слова вставить не дал. А поговорить он любил…

Пока старик вещал, Виктор рассматривал гостей. Их, включая его, было шестеро. Двоих он знал. Остальных нет, хотя лицо одного из них показалось смутно знакомым. Старик представил его Виктору, но имя ни о чем тому не сказало.

– Вот я дурак, – услышал Саврасов шепот сидящего рядом гостя. Это был его сокурсник и добрый друг Андрей Седаков. – Думал, забегу на минутку, уважу старика, а, судя по всему, застрять придется не меньше чем на час…

Виктор кивнул. Он уже и сам был не рад тому, что решил поздравить профессора лично. Мог бы, как обычно, позвонить тому и отправить курьером цветы и презент, но… Старикову исполнилось семьдесят, такая дата! К тому же впервые он прислал официальное приглашение на торжество. Когда секретарь сообщил о нем, Виктор удивился. Старик был крайне скуп. Просто-таки маниакально. И никогда не собирал застолий. Даже когда к нему приходили в гости коллеги или студенты, чтобы поздравить, он только чаем их поил. С недорогими конфетами или вареньем. А тут вдруг приглашение на банкет. Да еще и в ресторан.

Виктор решил так: «Буду в это время в Москве, заскочу. Порадую юбиляра. Как бы я к нему ни относился как к человеку, а преподаватель он – от бога. Он так много мне дал…»

Профессора не любили многие. Можно сказать, все. За скверный характер и излишнюю строгость. Он три шкуры драл со своих студентов. Любимчиков не имел. Поблажек никому не делал. Даже тем, кого выделял. Виктор, например, пусть и считался фаворитом старика, ни разу «на халяву» не получил ни одного зачета.