Валентина Мельникова - Агент сыскной полиции

- Кажется, я влюбился в вас по уши... И если вы согласны?..

- Согласна, - быстро сказала Анастасия Васильевна и улыбнулась сквозь слезы. - Я б непременно сама вам об этом сказала, Федор Михайлович, если б вы не решились. Я ведь смелая женщина, и еще тогда, когда вы растоптали мою любимую этажерку и уронили ширму, я поняла, что вы никуда от меня не денетесь.

- Ширму? - поразился Тартищев. - Но вы тоже придумали. Понаставили их на дороге...

- Ничего, - Анастасия Васильевна махнула рукой, - я думаю, мы заведем более прочную мебель.

Она подошла к Тартищеву и безбоязненно поцеловала его в губы. Федор Михайлович словно поперхнулся от неожиданности и быстро, точно испугавшись, что женщина передумает, обнял ее. И в тот же миг зацепил ногой изящный туалетный столик и уронил его. На пол с грохотом и звоном посыпались какие-то баночки, флакончики, коробочки, корзинка с рукоделием и несколько белоснежных, мал мала меньше мраморных слоников... Тартищев чертыхнулся и в полной растерянности уставился на сотворенное им бесчинство.

Анастасия Васильевна расхохоталась, обняла его за шею, заглянула в глаза и снова поцеловала. И тогда Тартищев вздохнул и, словно сдаваясь на милость победителя, тоже поцеловал ее в губы, крепко и основательно...

Эпилог

Алексей шел по городу, сжимая в руке букетик ромашек. Бездонное, бледное с утра небо обещало несусветную дневную жару, но с реки отдавало прохладой, над головой носились стрижи, он только что вышел от парикмахера, и запах лавандовой воды удивительно переплетался с запахом неизвестных ему трав, которыми заросли подворотни и скверы Североеланска.

Он нес ромашки, которые купил у цветочницы на углу Миллионной и Почтамтской, не представляя, кому и зачем их подарит.

- Алексей Дмитриевич? - послышалось за его спиной, и Алексей обернулся. Из остановившейся от него за десяток шагов коляски выглядывало знакомое лицо с рыжеватыми усами. Лямпе расплылся в улыбке, а из глаз его струился прямо-таки лучезарный поток счастья. Сломанная нога покоилась на специальной скамеечке, а в руках он сжимал трость драгоценного черного дерева. Ручка у нее была вырезана в форме головы пантеры, которая скалилась на Алексея непомерно длинными клыками.

- Подвезти? - справился жандарм и даже хлопнул приглашающе ладонью по сиденью слева от себя.

- Благодарю вас, - Алексей весьма учтиво склонил голову, - я пройдусь.

Лямпе вновь улыбнулся, только глаза перестали сиять от счастья, и произнес уже более настойчиво:

- А все-таки подвезти?

- Хорошо, подвезите, - Алексей понял, что жандарм не отстанет, и, обойдя коляску с другой стороны, сел рядом со штаб-офицером.

Тот искоса посмотрел на него и ткнул тростью в спину жандарму, сидевшему за кучера.

- Трогай, Ковалев, - и принялся мурлыкать какую-то мелодию, но вдруг замолчал и с явным ехидством в голосе спросил:

- И как ваша матушка, Алексей Дмитриевич, смирилась с тем, что вы не пошли по стопам ее драгоценного супруга, вашего батюшки?

Алексей с удивлением посмотрел на него:

- О чем вы, Александр Георгиевич?

Лямпе недовольно дернул носом.

- Не прикидывайтесь простачком, Алексей Дмитриевич. Ваш папенька спал и видел, что вы тоже займетесь геологией, как он сам и ваш старший брат. Пойдете, так сказать, по проторенной тропе. В науку ударитесь, в минералогию... А вы? Или это злой умысел вашего дядюшки? Его чрезмерная настойчивость? И как я знаю, вы ведь поначалу даже не помышляли служить в полиции. Что вас заставило изменить мнение о ней? Я, конечно, понимаю Владимира Гавриловича. Его фанатизм соразмерен лишь с фанатизмом самого Тартищева. Он кого угодно в состоянии уговорить, а если не уговорить, то заставить. - Лямпе вздохнул. - Поразительный все-таки человек Владимир Гаврилович Сверчков! Родного племянника загнал в Сибирь за совершенно пустяшное прегрешение. - Лямпе с любопытством посмотрел на Алексея. Кстати, вам известно, что Тартищев в свое время отбил у вашего дядюшки невесту и увез ее в Сибирь? Графиню Анну Лукьяновну Болотову... И кто? Сын капитана парохода . А дед его вообще шаланды по Черному морю гонял, рыбу ловил...

А он, видите ли, на графине вздумал жениться.

- Нет, я ничего про это не знаю, - ответил Алексей и со всей твердостью, на которую сейчас был способен, спросил:

- У вас ко мне дело?

- У меня к вам предложение, - быстро проговорил Лямпе. - Переходите ко мне на службу!

- К вам? - удивился Алексей. - Зачем мне переходить к вам на службу? Я и так уже служу.

Лямпе поморщился.

- Вы сами не понимаете, что говорите. Служить в жандармском корпусе великая честь, и не каждому это предлагают. Вы из старинного дворянского рода, ваш отец был всемирно известным ученым, профессором, почетным академиком многих академий . А вы себя точно в пропасть толкаете! - Жандарм усмехнулся и погрозил ему пальцем. - Объясните, любезный, вы что, всю жизнь хотите просидеть в нашей дыре? Вам в столицу надо возвращаться, карьеру строить. В нашем корпусе и денежное содержание несоизмеримо выше, и возможностей продвинуться по службе больше. Запомните, мы два раза не предлагаем. Выбирайте: или Сибирь, или возвращение в столицу.

- Не искушайте, Александр Георгиевич, - улыбнулся Алексей. - Я свой выбор сделал. А что касается службы, то сыщиком я с детства хотел стать, только родители запретили мне даже мечтать об этом. Поэтому я закончил Горный институт и совсем не помышлял, что буду полицейским. Вернее, надеюсь, что буду, когда кончится испытательный срок.

- Ну и дурак, - вздохнул Лямпе, - впервые вижу, чтоб от подобного предложения отказывались. - Он недовольно покачал головой. - Ладно поговорили и забыли! - И приложил ладонь к козырьку. - Честь имею! Письма будете писать, передавайте привет дядюшке!..

Алексей бегом пересек Тобольскую улицу, вспомнив вдруг, как подъезжал сюда в первый раз на дряхлых санках, вспомнил лютый холод и пронизывающий насквозь ветер... По привычке удивился подобным контрастам сибирской погоды и зашел в управление.

Тартищев ждал Алексея. Рука Федора Михайловича все еще лежала на перевязи, но бледность сошла, и он был необычайно весел и оживлен.

Обняв Алексея за плечи, он подвел его к креслу.

- Присаживайся, орел! - И с преувеличенным удивлением оглядел его. Надо же, ни одного синяка не осталось!

- Стараемся! - улыбнулся в ответ Алексей.

- Зато я словил... - кивнул на повязку Федор Михайлович и уже серьезно спросил:

- Лямпе, небось, к себе вербовал?

Алексей сделал вид, что не удивился подобной проницательности. Тартищев вполне мог увидеть коляску жандарма из окна кабинета.

- Он меня только что до управления подвез и предлагал перейти на службу в корпус жандармов.

- Хорошо, если так, - вздохнул Тартищев и покачал головой. - Ну, Александр Георгиевич, ну и сукин сын... Так и норовит меня по всем статьям объегорить. Но это ничего, - он хлопнул Алексея по плечу, - тут он хоть в открытую играл, а мог ведь предложить и втайную на него работать. Слишком ему хочется меня собаками затравить. Но учти, не нашлось еще того волкодава, которого я порвать не сумею. - Тартищев рассмеялся. - Дядьку твоего вспоминал?