Елена Михалкова - Улыбка пересмешника

По губам ее скользнула странная невеселая улыбка.

И прежде чем Виктория успела сказать хоть слово, прежде чем Данила Прохоров, стоявший за углом ближайшего магазина, успел добежать до них, Кирилл Кручинин поднял пистолет и всадил три пули в худенькое тело Алисы Кручининой.

А в следующий миг Кручинина ударило, будто снарядом, и он отлетел к поручням, ограждавшим галерею. Большое, тяжелое тело его от этого удара перевалилось через перила, и последнее, что успел увидеть Кирилл, прежде чем полететь вниз, это перепуганное лицо охранника, которого его бывшая жена приняла за манекен.

Самолет взлетел с часовым опозданием, и пассажиры ругались и ворчали, срывая злость на стюардессах. Женщина лет тридцати пяти в черном платье сидела молча, не обращая ни на кого внимания, и на все предложения стюардесс отвечала отрицательным движением головы.

Мужчина, расположившийся в соседнем с ней кресле, не без оснований считал себя дамским любимчиком, хотя ему давно перевалило за сорок. По опыту он знал, что самолетные знакомства бывают очень удачны, и считал грехом не воспользоваться таким случаем. Бросив на соседку заинтересованный взгляд, он с трудом смог отвести глаза и решил, что познакомится с ней во что бы то ни стало.

Выждав подходящий момент, он завел ничего не значащий разговор о погоде и задержках рейсов. Женщина отвечала вежливо, но суховато, и тогда, слегка раздосадованный, он прямо спросил, как ее зовут.

— Вика. Вика Кручинина.

А замужем ли такая прелестная женщина?

— Я вдова. — Она в первый раз за все время полета взглянула на него.

Стареющего ловеласа поразило выражение глубокой тоски в ее глазах. Поразило настолько, что он, почти профессиональный ловец женщин, смешался, забормотал что-то невнятное, какие-то извинения, и в конце концов скомкал беседу и отвернулся в сторону. А женщина в соседнем кресле отвернулась к иллюминатору и полулежала с открытыми глазами, в которых не отражалось ничего, кроме безбрежного, чистого голубого неба.

Максим Белоусов отложил в сторону совок, поднялся и отошел на пару шагов назад, оглядел результат своей работы. Мелкие рыжие бархатцы на могиле все-таки выстроились неровно, но он решил не пересаживать их, а вот светло-зеленый мох, выложенный вокруг цветов, пришлось поправить, чтобы смотрелось аккуратнее. В конце концов он добился того, чего хотел, и решил, что на сегодня достаточно.

Мелкий мусор, появившийся внутри ограды за то время, что его не было, Максим собрал в пакет и положил возле калитки, напомнив себе захватить его в машину. Обернулся к крестам и в который раз испытал острое чувство сожаления, глядя на знакомые фотографии.

Шаги за его спиной раздались как раз тогда, когда он собирался уходить.

— Хорошо получилось, — тихо сказала Алиса, прижавшись к нему.

Максим покосился на нее, отметил полуобморочную бледность, капли мелкого пота на висках, и тяжело вздохнул.

— Ты зачем из машины вышла? — сердито спросил он. — Я же тебе сказал: пятнадцать минут — и вернусь!

Не отвечая, Алиса присела на корточки — с видимым трудом — и поправила самый маленький цветок, наклонившийся надо мхом.

— Я уже приседать могу, — выдохнула она, задрав голову и глядя на него снизу вверх. — Не болит!

Он поднял ее со всей нежностью, на какую был способен, и едва удержался, чтобы не подхватить на руки.

— Я сама пойду! — Она предупреждающе выставила в стороны локти.

— Сама, сама! Топай давай, инвалид.

Очень медленно, сильно прихрамывая, Алиса вышла из ограды и побрела по дорожке к выходу с кладбища. Максим задержался на несколько секунд, глядя на фотографии мужчины и женщины, неуловимо похожих друг на друга — пухлых, рыжеволосых, улыбающихся ласковыми улыбками.

«Она вас наконец-то похоронила, — мысленно обратился он к ним. — Так что спите с миром. А я за ней присмотрю».

Он прикрыл калитку, догнал Алису, обнял ее и пошел рядом, то и дело оступаясь с узкой дорожки во влажную после дождя траву.

— Как нет билетов? — убитым голосом сказала Татьяна. — Посмотрите еще, пожалуйста!

— Девушка, ну что я буду смотреть? — устало вопросила пожилая билетерша за окошечком. — Вот, пожалуйста, здесь все показано… — И она ткнула пальцем в экран, как будто Татьяне что-то говорили суматошные квадратики, закрашенные в красные и зеленые цвета. — Видите, нет свободных мест? А, нет, подождите-ка…

Таня прижалась к окошечку, умоляя своего ангела-хранителя смилостивиться над ней и Матвеем и подарить два места — всего два, дорогой ангел, это ведь такая малость! Пусть даже они будут в конце зала…

— Нету. Увы, девушка, ничем не могу помочь.

Таня кивнула головой. Так она и думала. Ей ничем не могут помочь.

— Два в разных местах зала есть, — равнодушно поведала билетерша. — Двух рядом нет.

— В разных местах? — встрепенулась Таня, к которой вдруг вернулась надежда. — А где?

— Партер, третий ряд, десятое место, и восьмой ряд пятнадцатое место, — оттарабанили из-за стекла. — Будете брать?

— Буду!

Татьяна знала, что сидеть без нее Матвей не станет. Она и сама не представляла, как же так: она сидит где-то сзади, а он — через несколько рядов от нее… Ничего, она с кем-нибудь поменяется, и они сядут рядом. Она что-нибудь придумает, будет убедительной и устроит своему сыну настоящий праздник. Он так мечтал попасть на «Золушку» еще раз…

— Простите, мне это неудобно. — Светловолосая женщина, сидевшая рядом с девочкой лет шести, была вежлива, но непреклонна.

— Девушка, а меня вы уже спрашивали! — сердито встряла чья-то бабушка по соседству, хотя Татьяна и не пыталась обращаться к ней.

Таня кивнула, чувствуя себя виноватой за свой вопрос. На что она рассчитывала? Никто, придя на детский спектакль, не захочет смотреть его отдельно от своего ребенка. Желающих поменяться не нашлось — ни в дальнем ряду, ни в ближнем.

«Добрые люди, добрые люди, будет ли чудо со мной, иль не будет? — усмехнулась про себя Татьяна, вспомнив песенку Золушки. — Нет, не будет. Никакого чуда не случится».

— Ты что, меня одного оставишь? — подозрительно спросил Матвей, когда она усадила его на место в третьем ряду.

— Я чуть подальше сижу, во-он там! — С фальшивой бодростью она махнула рукой назад. — Совсем недалеко. Ты уже большой мальчик, а большие мальчики могут без мам смотреть спектакль. Ты же не испугаешься, правда?

Она произнесла последнюю фразу и сама себя отругала: зачем, зачем она ему это говорит? Зачем заранее настраивает сына на страх?

Но он насупился и помотал головой.

— Ну что ты, Матюша? — жалобно спросила Таня, наклоняясь и пытаясь заглянуть ему в глаза. — Матюш, ну ты же смотрел этот спектакль! Там нет ничего страшного, честное слово!