Елена Михалкова - Время собирать камни

Вечером, когда все уехали и тело увезли, Виктор подошел к жене, обнял:

— Маленькая моя, напугалась! Ну, ничего, ничего, все закончилось.

— Все закончилось, — эхом отозвалась Тоня.

— А ты куда убежала? С тобой следователь хотел поговорить, глядь — тебя нет. В мансарде, что ли, пряталась?

— В мансарде.

— Ну, я так и подумал. Сказал им, чтобы тебя не дергали, они и успокоились. Нормальные мужики, договориться можно. Ладно, Тонь, надо вещи распаковать.

Тоня села на стул в кухне и повернула к мужу бледное лицо.

— Зачем ты хочешь их распаковывать?

— А как же ты жить тут собираешься? — удивился он.

— Я не собираюсь.

— Почему? Не понял… Тонь, ты успокойся, все закончилось, можно спокойно здесь оставаться и ничего не бояться. Этой сумасшедшей больше нет. Конец у нее, конечно, жуткий, но она его заслужила, — говорил Виктор мягко и убедительно.

Тоня покачала головой, глядя на него.

— Как у тебя все просто… — тихо проговорила она.

— Тонь, с тобой все в порядке? — Виктор внимательно посмотрел на жену. — Я понимаю, ты стресс пережила, но мы с тобой что-нибудь придумаем. В конце концов, съездим…

— Я не останусь в этом доме.

— Что?

— Я не останусь в этом доме.

— Хорошо, — быстро согласился Виктор, — давай поживем у твоих родителей. А потом, когда ты придешь в себя, вернемся.

Тоня закрыла глаза рукой и что-то пробормотала.

— Что? — не понял Виктор.

— Она была права, — повторила Тоня чуть громче. — В тебе все дело, а вовсе не в той несчастной девчонке.

— Кто был прав? Ты о чем? Ты Женьку называешь несчастной девчонкой?! — догадался он. — Да, очень несчастная — трех человек убила. Хотела меня еще, да не смогла.

— Это ты во всем виноват, — отчетливо выговорила Тоня, и Виктор поперхнулся на полуслове.

— Ты с ума сошла? Ты что такое говоришь?!

— Я говорю, что это ты виноват, — она поднялась с места. — Ты всем все испортил! Тому мальчику, Андрею, нарочно рассказал про его мать… А потом подговорил этих ребят, которые тебя так слушались, поджечь сарай, а сам дома остался, а затем и вовсе уехал… Ты все придумал, потому что ты ведь умный, а они за это расплачивались. И самое страшное, что тебе абсолютно все равно.

— Тоня, опомнись, ты не в себе…

— Я в себе, — устало сказала она. — Просто я все про тебя поняла. Смешно, я ведь так тобой восхищалась, гордилась… Приводила тебя в ателье перед девчонками хвастаться — вот, мол, смотрите, какой у меня муж, завидуйте! И они мне завидовали. Никто про тебя ничего не понимал…

— Слушай, прекрати блажить! — брезгливо произнес Виктор. — Просто какой-то бред несешь! Я даже от тебя не ожидал…

Ничего не ответив, Тоня встала и пошла в зал. Аккуратно обойдя темный круг на полу, она выдвинула ящик, достала паспорт и свои деньги, положила в сумочку. Задумалась. В кухне сняла с полки банку, вышла на крыльцо и выплеснула содержимое на снег. По снегу тотчас расплылось пятно, очень похожее на то, что было на полу в зале.

— Ты что задумала? — осведомился Виктор, глядя, как она надевает сапоги. — Никак к родителям собралась на ночь глядя?

Тоня прошла в комнату, взяла сумку и в последний раз осмотрела комнату. Все необходимое было взято. Она выключила свет и постояла в темноте.

— Прощай, — отчетливо сказала она дому.

— Тоня, да ты что? — изумился Виктор, стоявший за ее спиной, и начал еще что-то говорить.

Но она уже не слушала. Пройдя мимо него, вышла в коридор, надела дубленку и натянула шапку. Проверила, захватила ли рукавицы, и открыла входную дверь.

— Прощай, — повторила она уже Виктору и спустилась вниз.

Тоня шла по тропинке между темных силуэтов деревьев, ускоряя шаг. Последний автобус уходил в девять вечера, и на него нужно было обязательно успеть. Ей пришлось бежать к остановке, потому что она чуть-чуть не опоздала, но водитель терпеливо подождал ее.

Забралась в теплый салон и уселась на переднем сиденье. Автобус тронулся. Тоня сидела, глядя в зеркало водителя, как уплывают назад темный лес, домики, освещенные редкими желтыми фонарями, сами фонари, и скоро Калиново пропало, а в зеркале осталась только белая накатанная дорога.

Андрей шел по дорожке. День был погожий, он долго гулял и под конец решил дойти до витой решетки. Ему нравилось рассматривать причудливую черную вязь из листьев и цветов. Медленно шагая вдоль ограды, он вглядывался в сосны, покрытые снегом. «День сегодня просто на редкость хороший, — подумал он, — удивительный для февраля. Такое ощущение, будто весна уже скоро».

С той стороны около прикрытой дверцы ограды кто-то стоял. Высокая женщина в длинной дубленке. Андрей удивился, почему она не заходит внутрь, и решил подойти и сказать, что дверь не запирается, нужно только толкнуть. Он сделал несколько шагов и оказался напротив нее.

Это была не женщина, а девушка. На чистом, словно промытом лице выделялись темно-серые, ясные глаза с голубыми полукружьями теней под ними, будто прорисованными акварелью. В глазах было… ожидание? надежда? Он не мог понять, но и не в силах был оторвать взгляд от этого лица, словно запоминал его на всю жизнь. В тихом молчании над этими двумя, стоявшими по разные стороны витой чугунной решетки, опускался старый, засохший лист, чудом сохранившийся на дубе и мягко сорванный порывом ветра только сейчас. Опускался ниже, ниже и лег на снег. Все это время двое на снегу молчали, глядя друг на друга.

— Андрей, — тихо сказала девушка, — ты Андрей…

И лист заскользил, понесся по снегу дальше, дальше, подхваченный неудержимым порывом ветра, и наконец взлетел над рекой, закружился и унесся неизвестно куда, наверное — в голубое прозрачное небо, обещавшее в этом году раннюю весну.