Владимир Колычев - Хуже не будет

Инге ничего не оставалось делать, как засунуть нож под верхний срез кофточки, тем более что ворот шубы расстегнут… Острие ножа больно царапнуло по коже, Инга в ужасе зажмурилась. Вдруг у Антона какая-нибудь заразная и очень опасная болезнь? Ведь этим ножом его ранили, на клинке осталась его кровь, им же Инга и поцарапалась – а это прямой контакт, и хорошо, если не заразный…

Она едва сдержала в себе предательский порыв немедленно вытащить опасный предмет из-за пазухи.

Борис открыл дверь, подозрительно посмотрел на нее.

– Что ты здесь делаешь?

– Я же сказала, книгу ищу… – фальшиво заулыбалась она. – Здесь, в бардачке была…

Она полезла в перчаточный ящик, для вида осмотрела его. Для этого ей пришлось немного приподняться, и нож за пазухой острием скользнул в ложбинку между грудей. Инга чуть не завизжала от ужаса. Но все-таки справилась с собой, и даже губы остались растянутыми в улыбке, или, вернее, в гримасе, в которую она превратилась.

– Не нужна мне книга! С тобой все в порядке? – участковый смотрел на нее внимательно, пытливо.

Он чувствовал, что с ней что-то не так. Но ведь он же не видел, как она прятала нож. Он мог только догадываться, что Инга завладела уликой. Но ведь не станет же он ее обыскивать?

А вдруг он пойдет на это? Вдруг он заберет у нее нож, на котором остались ее отпечатки пальцев?.. Инга обморочно закатила глаза, представив, как на ее запястьях защелкивается холодная сталь наручников, как ее везут в тюрьму, как отдают на поживу коварным и подлым уголовницам, в среде которых пышно процветают всякого рода извращения….

– С тобой все в порядке, спрашиваю?

– Да я ноготь сломала… Мне больно, – заканючила Инга. – Я хочу домой…

Ей пришлось активно двигать бедрами, чтобы вытолкать себя из машины. Со стороны это могло выглядеть очень забавно, но самой Инге было совсем не смешно. Когда она приняла вертикальное положение, нож острием воткнулся в резинку колготок, рукоятью надавив на ткань кофточки, которая, увы, не была заправлена. Одно неловкое движение, и нож выскользнет из-под кофточки, вывалится на землю… Тогда все.

– Что-то меня затошнило…

Она прижала правую руку к животу, пытаясь удержать страшную находку. Закрыв дверцу машины, направилась к своему подъезду, но коварный нож стал проваливаться вниз, и ей пришлось опустить правую руку еще ниже, прижать ее к паху.

– Ой, и в туалет хочется…

Борис недоуменно смотрел, как она на полусогнутых идет к подъезду.

– Ты двигатель не заглушила, – крикнул он ей вслед.

– Грейся! А я сейчас!

Оказавшись в подъезде, она едва совладала с собой. Хотелось немедленно избавиться от ножа, но разум оказался сильней рефлексов. Ведь Борис мог последовать за ней, найти брошенный нож, уложить его в целлофановый пакетик, чтобы затем отправить на экспертизу…

Дома она закрыла за собой дверь на все замки.

– Что случилось? – спросила подъехавшая на коляске Елена Максимовна.

– Катя дома? – спросила Инга.

Движением головы мама Кирилла сообщила, что сиделки нет.

– Тогда вот!

Только сейчас она вынула нож, едва не уронив его на пол.

– Что это? – ужаснулась Елена Максимовна.

– В машине у Кирилла нашла…

На лезвии ножа виднелась запекшаяся кровь, особенно много ее было в месте, где клинок врастал в рукоять.

– Этим ножом ранили Антона. Но Кирилл здесь ни при чем. Его подставили… Это все Виолетта!

Ингу охватил панический ужас. Теперь, когда окровавленный нож оказался у нее в руках, она поняла, насколько зла и коварна Виолетта, насколько опасный она противник. И как же страшно бороться с ней!

– Вы должны позвонить Юрию Сергеевичу! – зашлась она в истерике. – Вы должны сказать, что Кирилл не его сын… Пусть Виолетта от нас отстанет! Пусть успокоится!

Елена Максимовна понимающе кивала, глядя на нее.

– Да, я позвоню ему, скажу… Юрий говорил, что Кирилл может претендовать на его наследство.

– Виолетта этого не допустит! Она сживет Кирилла со свету!.. Не нужно нам ничего. Пусть они все от нас отстанут!

– Да, я позвоню… Прямо сейчас и позвоню… Пусть он уймет свою ненормальную жену!

– Только про Виолетту ничего не говорите, – отчаянно мотнула головой Инга. – Не надо про нее ничего говорить. Как будто мы ничего не знаем… Я… Я должна ее остановить!

Инга боялась вступать в схватку с Виолеттой. Но выбор уже сделан, и она не имела права остановиться.

– С ножом нужно что-то делать… Вымыть и выбросить…

Она была уже в ванной, когда в голову пришла умная мысль. Не нужно смывать кровь с ножа, его надо подбросить самой Виолетте. С врагом нужно бороться ее же оружием…

Но где спрятать нож? Квартиру хоть и обыскали уже, но не факт, что эта процедура не повторится. И в подъезде нож не спрячешь, а чердак и подвал наверняка закрыты…

Преодолев свой страх, прочно закрепив нож на поясе под шубой, Инга спустилась вниз, вежливо выпроводила участкового из своей машины и отправилась домой, к родителям. Она знала, где спрятать проклятый нож…

Кирилл не выносил запаха табачного дыма, но сигарета лежащей рядом с ним девушки не раздражала его. Длинноволосая красавица держала ее в манерно изломленной руке, сжимая изящными длинными пальцами. Одежды на ней не было, но это ничуть ее не смущало. Она лежала на спине, никого не замечая. Одна нога заброшена на другую, согнутую в коленях, пышный бюст высоко бугрится, не растекаясь под действием силы тяжести. Она вообще не подвластна законам физики. Спина у нее не затекает от долгой лежки, и нет желания сменить позу. И прохладный воздух тюремной камеры не вызывает у нее озноб, и не пытается она отобрать у Кирилла одеяло, чтобы укрыться. А дымящаяся в ее руке сигарета никогда не истлеет. Потому что красавица эта рисованная – плод воображения какого-то арестанта, давшего мастер-класс по граффити. Видно, большим умельцем был этот парень, и в красках он не был стеснен. Тело у девушки естественного цвета, волосы черные, губы и ногти рубиновые… Только вот тепла в ней нет. Холодная она, бездушная. И неживая. Если даже у Кирилла появилась возможность всовывать руку в стену, он бы не стал обнимать эту красотку…

Чем отличается хорошее от плохого? А хотя бы тем, что к одному привыкаешь быстро, а к другому – медленно и со скрипом. Кириллу повезло, он знал, что такое тюрьма, и деньги у него были, чтобы взять их с собой. А еще при оформлении он договорился с прапорщиком на приемке, сказал, что ему нужно в камеру для некурящих, и подкрепил свою просьбу пятитысячной бумажкой. Таких камер в «Петрах» быть, разумеется, не могло, но мент и не стал воспринимать все буквально. Кирилла определили в обычную малоразмерную камеру, пустующую после того, как всех ее обитателей переправили в следственный изолятор, куда ему только предстояло попасть, возможно, в самое ближайшее время.