Сергей Мальцев - Соло для 'калаша'

Гаркавый обнял девушку и нежно пробежал пальцами от ягодиц до шеи.

Лена поежилась:

- Щекотно...

- Ты прелесть...

Он сел на край кровати и потянул девушку к себе. Шутливо упираясь, Лена села ему на колени так, что их лица оказались напротив друг друга. Он поцеловал ее, проникая языком в призывно полуоткрытый рот, чувствуя при этом быстрое встречное движение ее языка. Гаркавый откинулся назад и легким движением уложил девушку рядом с собой. "Это - чудо!" - в который раз в жизни подумал Гаркавый, глядя на вожделенные холмики и впадины. Девушка по дороге немного вспотела, и он явственно различал легкий и неповторимый мускусный запах. Он пробежал языком по ее бедрам, животу, груди. Лена тихонько застонала...

Он овладел ею нежно и страстно.

Лена, закусив губу, отрывисто дышала и наконец, протяжно всхлипнув, с силой обхватила его ногами. "Все..." - сосредоточившись на ощущениях сладострастной пульсации, подумал он и благодарно коснулся губами ее век...

Через час Гаркавый проводил гостью.

Перед уходом, пока девушка принимала душ, он положил ей в сумочку пятьдесят долларов. "Что я еще могу для тебя сделать?" - с легкой грустью подумал он.

Чувство одиночества, прорвав заслон эйфории, вновь овладело им.

Вечером следующего дня приятели держали очередной совет. Вся площадь журнального столика была занята приобретениями последней экспедиции. Тщательно рассортированные по товарным признакам, они лежали кучками: ордена отдельно от медалей, боевые от юбилейных, особняком - немецкий железный крест, маленькая бронзовая иконка и серебряная ложка.

Зерна, брошенные на почву сельского безденежья, дали всходы: на этот раз жители Мостовой, взбодренные молвой о возможности обменять ненужный металл на столь нужные денежные знаки, несли все - от боевых орденов до бронзовых бюстов советских государственных деятелей. От приобретения последних Гаркавый деликатно отказывался, ссылаясь на "укомплектованность". При всем этом приятели не скупились на выпивку и обещания щедрого вознаграждения за "экспонат, представляющий особую ценность".

Никто не знал, что бы это могло быть, но все понимающе кивали головами и разводили руками. Побывали "музейные работники" и в нескольких соседних деревнях, откуда в Мостовую народ приезжал за покупками.

Так или иначе, а сфера деятельности приятелей значительно расширилась...

- Тут только того, что я могу оценить, баксов на восемьсот, - подытожил Гаркавый. - И то беру по самому минимуму.

- Дай Бог, - сдержанно отреагировал Скитович. - По-крайней мере, это уже кое-что.

- Завтра едем к антиквару, - Гаркавый извлек из кармана помятый листок и прочел вслух: - Новиков Николай Васильевич, Мира, 74-43.

- Это где-то у автовокзала, - Скитович взял со стола иконку и повертел в руках. - Вот как ее оценить? - пожал он плечами. - Мне, видимо, этого никогда не понять.

- Поймешь, если не будешь отлынивать от сбыта.

- Я на базар не ходок, а на квартиру - пожалуйста, - сказал в свою защиту Скитович. - Слушай, а бриллиант весом в карат какого примерно размера? - неожиданно поинтересовался он.

Гаркавый задумался.

- По-моему, миллиметров пять в диаметре. А что? - сказал он после недолгой паузы.

- Да так... - замялся приятель.

- Думаешь, найдем большой камень?

- А почему бы и нет? - неожиданно стушевался Скитович.

- Вот это другой разговор, - Гаркавый шутливо приложил к груди компаньона железный крест. - За будущие заслуги... перед самим собой.

Николаю Васильевичу Новикову недавно исполнилось тридцать восемь. Среднего роста, с сияющей лысиной и задорно вздернутым носом, он производил впечатление преждевременно облысевшего юноши, и только близкие знакомые знали, что за по-детски наивной внешностью скрываются глубокий интеллект и блестящий ум.

Новиков, в недавнем прошлом преподаватель истории, был признанным авторитетом в области антиквариата. До столичного уровня он, правда, не дотягивал, но в губернии, безусловно, в своем деле был первым, а быть первым, как известно, не привилегия, а диагноз.

По крупицам собирал антиквар знания по своей особо не афишируемой и смежной с официальной профессии. Начинал, как и большинство, с детского увлечения нумизматикой. Юному коллекционеру пришлась по душе та атмосфера таинственности и романтизма, что окружала металлические эквиваленты труда предков.

Он мог часами толкаться среди взрослых нумизматов, съезжавшихся по воскресеньям к магазину "Филателия", чтобы еще и еще раз услышать захватывающие истории из жизни денег. Но в отличие от сверстников его увлечение со временем ушло в несколько иное русло. Случилось так, что среди монет, случайно попавших в его коллекцию, одна, времен царствования Петра Первого, оказалась довольно редкой. Заезжий московский нумизмат, недолго думая, отвалил за нее юному коллекционеру столько, что этого с лихвой хватило на то, чтобы последний на всю жизнь оказался пленником любви к древностям как к средству обогащения.

К выпускному вечеру Николай пришел с твердым намерением стать историком; там, в далеком прошлом, трудились неизвестные ему мастера, творения чьих рук теперь представляли немалую ценность.

Юноша жаждал знать об этом все.

Годы учебы на историческом факультете МГУ сделали из увлеченного студента специалиста с довольно широким кругозором. Любая древняя вещь в его руках могла рассказать о многом.

Вернувшись после окончания аспирантуры в родной город, он устроился преподавать историю в педагогический институт. Студенты, быстро разузнав об увлечении молодого педагога, считали своим долгом преподнести тому при случае что-нибудь из интересующих его вещей, рассчитывая на снисхождение во время будущих сессий. Принимая в дар подобные сувениры, Новиков выказывал смущение, но в глубине души радовался такому простому способу пополнения своего обменного фонда.

Развал СССР сделал его состоятельным человеком. Сдерживаемый суровыми советскими законами, рынок наград буквально на глазах превратился в кормушку для многих тысяч людей, но, в свою очередь, на каждые несколько тысяч объявившихся старателей приходился лишь один человек уровня Новикова - со специфичными знаниями и налаженными каналами сбыта. В течение нескольких лет разрушенная держава теряла свои знаки доблести, они блестели на всех "блошиных" рынках Европы и Азии, плавились в специальных печах, оседали в банковских сейфах, и, хотя ажиотаж вокруг них последнее время изрядно поутих, Новиков знал, оставшихся на руках у населения хватило бы еще не на одно состояние.

Внезапное богатство, конечно, прибавило ему хлопот, но деньги для умной головы не большая обуза. Органы правопорядка, задобренные щедрыми подарками, оставили его в покое, а вор в законе Тихий после вечера, проведенного у историка, укатил домой с кругленькой суммой в кармане, оставив взамен заверение в предоставлении "крыши".