Михаил Демин - Тайны сибирских алмазов

«Что за чертовщина? – удивился он. – Ведь не мог же Серега тут, у костра, замерзнуть! Или до него и впрямь добрались злые духи? Но нет, это вздор, чепуха…»

Он подбросил в костер охапку хвороста. И при свете вспыхнувшего пламени разглядел, наконец, тоненькую, темную полоску, пересекающую горло Сергея. Теперь все стало ясно. Парня кто-то задушил, – накинул ему на шею веревку или ремешок. Очевидно, убийца подкрался сзади, незаметно и сделал дело ловко и быстро – ибо нигде на поляне не было видно никаких следов борьбы… Да, конечно, здесь поработал специалист!

При этой мысли Николай встревожился. Поспешно достал револьвер. Щелкнул курком, огляделся. Но ничего подозрительного не обнаружил.

А огонь, между тем, разгорался все сильней. И вдруг Николай заметил жестяную помятую кружку, валявшуюся неподалеку от костра – в грязном, талом снегу.

Он подобрал кружку, повертел ее в пальцах, понюхал. И ощутил слабый, едва уловимый, запашок чая…

«Ага! – подумал Николай. – Костер этот, стало быть, разводил не Серега. Кружки-то у него с собой не было, – он сбежал налегке! И сюда, вероятно, забрел он случайно. И кого-то встретил невзначай. Возможно даже, и чаек с ним успел попить – поначалу… Но кто же это мог быть? Кто вообще бродит ночами в дьявольском этом месте? Проклятый Холм Пляшущего! Здесь вечно происходит что-то странное, дикое…»

И невольно Николай опять оглянулся. На мгновение почудилось, что кто-то подкрадывается к нему, стоит уже за спиною.

Однако, за спиной его было пусто. Кругом царила нерушимая тишина. И все выше поднималась над тайгою заря, и все бледней и прозрачнее становились тени. Но все же безотчетное чувство тревоги, охватившее Заячью Губу, не проходило, не ослабевало.

Впервые ему стало по-настоящему страшно.

В комнате было душно, накурено. На большом обеденном столе теснились пивные и водочные бутылки, стояли тарелки с закусками. С маринованными грибами и солеными огурчиками. С копченой и вяленой рыбой. С кетовой красной икрой и осетровой черной. А также – с различными консервированными фруктами.

А вокруг стола размещалась мужская компания из пяти человек.

Гости уже успели крепко нагрузиться и теперь сидели – кто развалясь, закинув ногу на ногу и покуривая, кто облокотись о стол и лениво потягивая чаек.

Сам хозяин дома, Наум Самарский (полный, рыжеволосый, с мягкими, обвисшими щеками), возился возле радиолы, менял пластинку.

Наконец, в радиоле что-то щелкнуло, и затем полилась визгливая, нервная, надрывная музыка.

– Последняя английская новинка, – объявил Наум. – Биг-Бит! Самый западный шик!

И добавил, потирая пухлые белые ладошки:

– Давайте-ка, братцы, выпьем еще раз – за роскошную жизнь!

Сейчас же один из гостей, коренастый, грузный, с бритым наголо черепом, спросил:

– За роскошную жизнь – где? Там, на Западе, или у нас?

– Да какая тебе, Станислав, разница? – усмехнулся Наум. – В мире все ведь одинаково. Везде! Одни люди хлебают дерьмо – и таких большинство. А некоторые, удачливые, предпочитают икорку… Так выпьем за удачливых!

– Это можно, – потянулся Станислав к бутылке. – Но все же, ты не равняй… На Западе даже и дерьмо поприличней.

Он выпил и крепко сморщился.

– Ох, надоело мне наше убожество; этот наш русский бардак!

– А чем же тебе тут плохо? – спросил его другой гость, костлявый, худой, в больших квадратных очках. – Устроен ты – лучше не надо. Вот сидишь, жрешь икру столовыми ложками.

– Ах, да причем здесь икра, – возразил Станислав и бросил ложку на скатерть. – Я не о ней, я – вообще…

– Да и вообще… Служишь ты главным бухгалтером треста, зарплату получаешь огромную. И квартира тебе предоставлена со всеми удобствами. А кроме того, есть еще и дача – почти бесплатно. Это все – за счет государства! Ну и мы тоже кое-что подкидываем… Кстати, ты сколько лет уже с нами? Пять?

– Четыре с половиной года.

– Ага! Значит, у тебя, по самому скромному расчету, должно быть уже накоплено что-то около миллиончика – а то и поболее… Ведь так?

– Ну, допустим, – нахмурился Станислав, – и что? Все равно я живу, как заяц. Всех боюсь. Проклятая страна!

Все время жду, когда ночью вдруг придут – позвонят в дверь.

– Так и на Западе – в любой стране – тоже могут придти, позвонить, – воскликнул Наум. – Черный рынок везде под запретом. И за такие дела, как наши, – особенно, за такие, – по головке нигде не гладят.

– Но там хотя бы судят не очень строго. Там всегда есть возможность выкрутиться… А у нас разговор короткий. Сразу – к стенке… Помнишь дело Файбышенко и Рокотова? Вот то-то.

– Да, конечно, – медленно проговорил человек в очках, – у нас больше риска. И все гораздо сложнее… Но если уж ты так веришь в Запад – давай, отваливай! Уезжай!

– Я бы не отказался… Но – как?

– Ну, по-моему, тут все просто… Сейчас выпускают многих.

– Многих, да не всех!

– Но все-таки, уехать, при желании, можно. Надо только похлопотать, пошустрить маленько… И уж, конечно, денег жалеть нельзя. Да ведь у тебя, в этом смысле, нет никаких проблем.

– Проблема – в другом, – сказал Станислав. – Стоит мне только подать заявление о выезде, как сразу же я попаду под особый контроль КГБ. А это – не обычная наша милиция! Там, брат, мастера! И еще неизвестно, дадут ли мне визу, нет ли, но за одно я могу поручиться: в КГБ мгновенно перетряхнут всю мою биографию, просветят меня насквозь – как на рентгене. И на этот снимок, возможно, попадете вы все.

– Групповой рентгеновский снимок, – протяжно проговорил Наум, – какой кошмар! – И он опять усмехнулся. – Какое противоестественное явление!

– Ну, ладно, – перебил его человек в очках. – Можно, в крайнем случае, обойтись и без рентгена… За кордон ведут разные пути.

– Это – как в шпионских фильмах, что ли?

– А почему бы и нет? – сказал небрежно человек в очках. – Потолкуй-ка вот с Ованесом… Ованес, хоть и не шпион, но знает, как все это делается.

И он, поворотившись, похлопал по плечу своего соседа – жирного, смуглолицего, со сросшимися бровями, с узенькой полоской усов над пухлыми, восточными, вывороченными губами.

– Мой друг, с Кавказа. А там, учти, – границы с Турцией, с Ираном… Самые легкие, в сущности, границы!

– Не такие уж они и легкие, – разлепил Ованес толстые, лиловые свои губы. – Не преувеличивай, Григорий… Но конечно, если надо – какой разговор! Провести всегда можно. Наши люди там ходят.

– Но такой путь меня как раз и пугает, – сказал Станислав. – Я уйду – а как же семья? У меня ведь две дочери, сын. Больная жена. И к тому же – дед, еще вполне бодрый… Что же с ними со всеми будет? И, главное, что потом будет со мной?