Михаил Демин - Тайны сибирских алмазов

– Не хитри! Говори правду! Учти, я знаю, чем ты занимался все последнее время.

– Откуда ты знаешь?

– Мне твой дружок, Сергей, все рассказал!

– Сергей?

– Ну да. Помнишь его? Или ты, может, уже позабыл? Ты ведь своих друзей забываешь легко…

– Погоди, так это ты, значит, встречался с ним тогда – на Холме Пляшущего? – изумленно пробормотал Николай. – Вот, значит, как все было… Почему же я, дурак, об этом сразу не подумал?

Слова Степана потрясли Заячью Губу. Наконец-то приоткрылась завеса над давней, мрачной тайной, – тайной, интриговавшей всех в округе и постоянно мучившей его самого… Все разъяснилось. И оказалось на редкость простым!

– Ах, я дурак, – повторил он, – но объясни еще вот что… Как же это Серега тебе рассказал о наших делах? Он что, раскололся сам, добровольно?

– Он же был сильно пьяный, напуганный. И крепко на тебя обижался! А я его обогрел, угостил чайком…

– Та-ак, – Николай покивал, припоминая давние события. – Да, да, да… Но погоди. Еще вопрос! Зачем же ты все-таки задушил Серегу? Он был парень безвредный.

– А как бы я мог его отпустить? Если бы он вернулся в барак, он рассказал бы о нашей встрече. И вы потом стали бы сами за мной охотиться… Не-ет, Коля, я не дурнее тебя. У вас, у русских, есть одна хорошая блатная поговорка… Да ведь я впервые от тебя ее услышал!

– Какая поговорка? – уныло спросил Николай. – Их у нас много.

– На хитрую жопу всегда найдется член с винтом!

– Что ж, сказано неплохо, но…

– Ты не отвиливай! Говори: где алмазы? Хитрить со мной, учти, бесполезно. И – да, покажи-ка, что это ты там держишь в руке?

Во все время этого разговора Заячья Губа прятал бумажный шарик в ладони. Теперь же он понял, что хитрить, действительно, бесполезно. Проклятый якут все видел, все подмечал.

– А ну, разожми кулак! – Якут угрожающе вскинул карабин. – Покажи!

И тогда, разжав кулак, Николай ловко бросил шарик в рот. С усилием проглотил его. И нагло рассмеялся в лицо якуту.

– Ты что это съел? – спросил подозрительно Степан. – Камень?

– Да нет, кое-что поважнее, – небрежно сказал Заячья Губа, – пожалуй, самое важное.

«Ах, ты, паскуда, – подумал он, – рябая морда! Ты, конечно, обыграл меня. Но не полностью, не до конца… Нет, не до конца!»

Однако додумать эту мысль он не успел. Якут подступил к нему вплотную и коротко, резко, ударил его по лицу тяжелым, окованным медью прикладом карабина.

И от этого ошеломляющего удара все с треском перевернулось в глазах Николая. Он ахнул, опрокинулся навзничь. И так и остался лежать. И все вокруг него тотчас же заволоклось непроглядною мглою…

Якут вынул широкий, отточенный, как бритва, нож. Склонился над беспомощным, потерявшим сознание Николаем. И одним движением распорол его рубашку.

Обнажились выступы ребер, грудные мышцы, худой, запавший, мускулистый живот. И Степан, сощурясь, какое-то время разглядывал беззащитное это тело.

Рябое морщинистое лицо якута выражало полное спокойствие, какую-то даже скуку. Он думал сейчас о деле, о работе – и только!

Конечно, он сразу же догадался, что Заячья Губа проглотил записку, хранящую какую-то тайну. Скорее всего – тайну клада. (Парень сам себя выдал, заявив, что это – «самое важное».) И теперь надо было постараться как можно скорее достать эту записку, достать из нутра – из желудка… Как и каждый таежный охотник, Степан был неплохим препаратором. Он умел разделывать и потрошить звериные туши. Он привык копаться в их внутренностях… И в данном случае ему предстояла такая же простая, привычная работа!

Поразмыслив недолго, Степан опустил свой нож – и резко рванул его на себя. И по животу Николая, по бледной его коже, мгновенно протянулся ровный длинный багровый разрез.

Заячья Губа был в глубоком обмороке; сейчас он, вроде бы, ничего не должен был чувствовать! И все же плоть его среагировала… Тело дрогнуло, затрепетало и выгнулось крутою дугой.

Начались конвульсии. Но продолжались они недолго.

С восходом солнца – когда туман стал развеиваться, редеть, – над прииском Радужный послышались тягучие, хриплые крики гусиных стай и лебединых косяков.

Наконец-то он наступил – час великого птичьего перелета!

И прислушиваясь к этим крикам, к плеску многих крыл, старший лейтенант Кравцов сказал:

– Наш капитан – завзятый охотник. И он очень ждал этого часа. Ах, как ждал! А вот поди ж ты… Да, прискорбно.

– Да, – повторил Сидорчук, – прискорбно.

Они только что вышли из дома Самсонова, куда капитан был принесен сразу же после тайги. И, шагая по главной улице поселка, оба думали – о нем. Состояние капитана было неважное; он находился в беспамятстве, бредил…

– Но все-таки, как вы думаете, – спросил, помолчав, Сидорчук, – надежда какая-нибудь есть? Этот ваш медик, мне кажется, человек знающий, толковый.

– Нужна срочная операция, – сказал Кравцов, – а наш медик, хоть он. и толковый, но все же – молодой. Боится ответственности… Требует опытного хирурга… И я его понимаю. Случай очень серьезный!

– Вы уже связались с Якутском?

– Ну, ясно. Сразу, как вернулись. Но проблема в том, что хирург прилетит только к вечеру. Да и то, – если не будет никаких помех… Вся надежда теперь – на хорошую погоду.

– Так что ж, погода…

Сидорчук запрокинул голову, озирая небосвод, позлащенный зарею и исполненный птичьего гомона.

– Погода добрая! Она не подведет.

– Кто знает, – поднял плечи Кравцов, – кто знает? В Якутии всего можно ожидать. Сейчас ведь наступает лето, – самое бурное время. Время ливней и гроз. И каких гроз!

– Н-да, Якутия, – протяжно проговорил Сидорчук. – Удивительная страна! Сколько тут всяческих сложностей…

– В этих сложностях, кстати сказать, Самсонов отлично разбирался, – Кравцов легонько вздохнул. – Наш старик все понимал – и природу, и людей… Да ведь это понятно! Он же коренной сибиряк! А я, в сущности, кто? Турист.

– Вы когда сюда прибыли?

– Два года назад. Из Ленинграда… И об этой проклятой Якутии никогда раньше даже и понятия не имел.

Кравцов был в эту минуту вполне откровенен. Главную роль тут сыграло то обстоятельство, что оба они принадлежали к разным ведомствам. Пути их, в принципе, почти не пересекались… Ведь откровенничать с чужими, случайными людьми, много легче и безопаснее, чем со своими, с близкими.

– Все легло на мои плечи, – продолжал Кравцов, – а это, думаете, легко? У меня есть немало разных вопросов… Но как их без него решишь?

– Между прочим, у меня тоже есть кое-какие вопросы…

– Вопросы – к кому? К капитану?

– Вот именно что – к нему! Вчера, в суматохе, я не успел их задать… А теперь уж и не знаю, что делать. Боюсь, что – поздно.