сборник - Детектив Франции -1

На полной скорости проносились машины, и только шелест листвы нарушал ночное безмолвие. Лепра возвращался домой. Напоследок заходил в соседний с домом бар, почти безлюдный в этот час. Там он стыдливо опускал монету в музыкальный ящик и слушал, стиснув зубы, песню Фожера. Потом буквально сваливался в постель, поворачивался к стенке и ждал сна. Едва проснувшись, мчался к телефону.

– Доброе утро, дорогая, как ты спала? Ничего нового?

Слава богу, значит, еще не сегодня. И он с облегчением усаживался за рояль. Но тут же начинал испытывать отвращение. Он жаждал услышать задыхающийся голос Евы: «Приходи скорей, я получила пластинку». Может, так бы они скорее узнали, что задумал Фожер.

Иногда, ближе к вечеру, Ева соглашалась пойти с ним в чайную. Лепра робко пытался поболтать с ней, как в былые времена. Но Еву всегда узнавали, и это приводило ее в отчаяние. Все взгляды обращались в их сторону. Ева вскоре вставала из-за столика, и им оставалось только довольствоваться прогулкой по паркам. Сидя на скамейке, они наблюдали за жизнью воробьев среди опавших листьев. Если Ева и заговаривала, то только чтобы сказать:

– Я долго думала. Это не Мелио.

Но наутро утверждала обратное:

– Это Мелио. Он сам сказал, что Морис сообщил о новой песне… Песня, которая «размотает весь клубок», помнишь?

– Ну конечно, — говорил Лепра. — Еще бы не помнить.

И они в который раз кружили по тому же замкнутому кругу подозрений, догадок, гипотез.

«Он, наверное, радуется, что мы в его власти», — говорила Ева с легкой иронией, демонстрируя таким образом свою отвагу. Или просто брала Лепра под руку: «Что за жизнь ты ведешь по моей милости!»

– Да что ты, — возражал Лепра. — Это я во всем виноват.

И снова между ними пробегали искры любви. Он обнимал ее:

– Ева, дорогая моя, ты меня еще любишь хоть немного? Ты понимаешь, что я бы все отдал, лишь бы прекратить этот кошмар?

– Ну конечно, милый. Да какой это кошмар? Ничего, мы из него выберемся. Давай пройдемся…

Они вновь выходили на многолюдные улицы, где так любила бродить Ева. Останавливаясь у витрин, рассматривали мебель, драгоценности, ткани. Как-то вечером Ева сжала его руку и потянула прочь, но он все-таки успел прочесть на флаконе духов узенькую этикетку: «Я от тебя без ума» — такое название получили новые духи Диора. Ева отказалась от прогулок.

– Ты можешь заявить протест Мелио, — сказал Лепра. — Я вообще на знаю, есть ли у него на это право.

– Зачем? — прошептала Ева. — Как я буду выглядеть, если заявлю протест?

Ева хотела играть по правилам, это было ее кредо. И все-таки Лепра задал ей вопрос, который неотступно преследовал его:

– Ты еще любишь своего мужа?

– Я уже сказала тебе: нет.

– Так почему тебя так задевает эта песня?

– А тебя?

– Меня не задевает, — возразил Лепра.

– Не ври. На самом деле мы оба боимся, потому что каждый раз вспоминаем сцену в Ла Боле.

– Мы боимся, потому что недостаточно любим друг друга. Ты изменилась… Почему?

Они сидели на террасе кафе перед Бельфорским львом. Тут никто не обращал на них внимания.

– Ты все-таки ребенок, — сказала Ева. — Ты считаешь, что я недостаточно тебя люблю! Я тут торчу только ради тебя. Мне ничего не стоит уехать в Италию или в Португалию — ни почты, ни пластинок… покой… Не так ли? И ты еще недоволен?

– Нет, — сказал Лепра.

Он понял, что она в ярости, но он этого и добивался. В такие минуты рад потерять то, что любишь.

– Мне не нужно твое самоотречение. Только твоя любовь.

Ева не отвечала. Она пыталась сохранять спокойствие. И все-таки надела темные очки. Тогда Лепра решился.

– Ева, — прошептал он, — выходи за меня замуж. Ну, обещай хотя бы, что выйдешь за меня, как только мы сможем по закону…

Она горько усмехнулась.

– Вот тут нас и начнут подозревать. Ты соображаешь, что говоришь?

– А что тут такого — мужчина предлагает руку и сердце своей… своей подруге. Подумаешь, событие!

– Ты спятил, дорогой! Нет, он совершенно спятил!

Лепра упорствовал. Он дрожал от захлестнувших его чувств, как, бывало, в свои лучшие дни, когда музыка еще могла завладевать им.

– Значит, ты не понимаешь, что я больше не могу так жить. Я звоню тебе, да… Мы ходим в рестораны по вечерам, но что это такое… только час мы вместе. Все остальное время я сам по себе, ты сама по себе. Мы как чужие люди. Между нами стоит Фожер… более чем когда-либо. Вот почему мне страшно. Есть только один ответ на все эти идиотские пластинки… Поверь мне, я долго думал. Ты должна выйти за меня…

– Закажи мне еще кофе, — сказала Ева.

– Что? Ладно. Как хочешь. Официант! Два кофе.

Он раздраженно вынул из кармана сигареты. Ева протянула ему зажигалку.

– Извини меня, — пробормотал он.

– Ты закончил? — спросила она. — Я могу теперь сказать? Послушай… Я никогда не выйду замуж. Я и не должна была никогда выходить замуж. Я слишком люблю любовь.

– Глупости.

Он скорее догадался, чем увидел, как сверкнули ее глаза за темными стеклами.

– Когда я хочу, я могу быть терпеливой. Я тоже долго думала. Я никого так не любила, как люблю тебя. Женщине не так-то легко в этом признаться. Но именно поэтому я и не могу стать твоей женой. Чего бы ты хотел? Чтобы мы каждую минуту были вместе? Занимались любовью с утра до вечера? Чтобы я в тебе растворилась без остатка? Нет, дорогой. Любовь — это…

Она задумчиво отпила кофе.

– Это какая-то ностальгия… не хочу впадать в литературщину, но мне кажется, именно ностальгия… И именно потому, что я тебя люблю, мне необходимо иногда тебя бросать… или причинять тебе боль… забывать тебя… замещать другим…

– Ева, умоляю!

Она наклонилась и, почти касаясь его плечом, проговорила:

– Успокойся, Жанчик. Поговорим разумно. С тобой я такая, какая есть на самом деле. Мне кажется, может, потому что я по природе своей бродяга и дикарка, настоящая любовь должна всегда самоуничтожаться. Если она сопротивляется, тогда…

– Но ведь она сопротивляется, — перебил ее Лепра. — Уверяю тебя…

Она закрыла ему рот рукой.

– Да, ты в любви эгоист, завоеватель. Ты любишь как мужчина… как Морис.

– Как ты хочешь, чтобы я тебя любил?

– Вот оно. Надо, чтобы ты согласился любить, не играя при этом никакой роли, ничего не ожидая взамен… Как тебе объяснить? Надо, чтобы ты был самим собой, не более того.

– Но я не играю никакой роли.

– Ты не понимаешь.

– Ты сама…

– Да нет же. Ты бесконечно рассказываешь себе нечто, что может тебя возбудить, играешь в это. А как только я тебе говорю, какая я есть на самом деле, ты отвергаешь меня, переживаешь.

– У тебя все очень сложно.

В кафе вошел слепой. Под мышкой он нес скрипку.

– Пошли отсюда, — сказала Ева.

Слепой поднес скрипку к подбородку и заиграл мелодию Фожера.