сборник - Детектив Франции -1

Уже во время работы с бандерильями Луис был тяжеловат и неловок. Но толпа отреагировала не сразу. Загипнотизированные прежними подвигами Валенсийского Чаровника, зрители не могли поверить, что он выступает чудовищно плохо. Меж тем перед Луисом был далеко не грозный противник. Работа с плащом протекала в гробовом молчании. Наконец, после более чем посредственной вероники раздались первые свистки. Теперь уже Луис стал просто жалок. Ничто не напоминало блестящего матадора, сражавшегося на наших глазах в последние два месяца. Даже новильеро не выглядел бы беспомощнее. С комком в горле я наблюдал за постыдными судорогами сломленного страхом тореро и молил Небо только об одной милости: позволить Луису выйти живым из этой схватки, в которой гибла его слава и навсегда закрывалась дверь в будущее. Желая положить конец тягостному зрелищу, президент подал сигнал к последней части — закланию быка. Все же, по-моему, он слишком поторопился. Когда Луис подошел ко мне за мулетой и шпагой, у него было лицо безумца, погруженного в мир грез. Матадор не слышал ни одного моего совета, хотя я кричал, стараясь перекрыть вой беснующейся от ярости толпы. Луис нетвердым шагом двинулся к быку. И я так же верно, как если бы он уже лежал, распростертый на песке, знал, что сейчас мой друг умрет. Рискуя навлечь на себя месть осатаневших от разочарования мужчин и женщин, я хотел перепрыгнуть через барьер, но Марвин буквально сгреб меня в охапку.

– Вы что, рехнулись?

И тут до меня дошло, что, не вмешайся дон Фелипе, я поступил бы точно так же, как в свое время Пакито… Вспомнив о мальчике, я сразу же невольно подумал о Консепсьон. Я повернулся к жене Луиса. Она сидела, закрыв руками лицо.

– Имей мужество досмотреть до конца! — заорал я. — Ты же сама этого хотела!

Но Консепсьон не услышала.

Приблизившись к быку, Луис развернул мулету, и я сразу заметил у верхнего края какое-то белое пятно. Луис, словно окаменев, уставился на эту белую точку. И тут бык кинулся на него…

Бренные останки убитого на месте Луиса Вальдереса отнесли в часовню, где он молился перед боем. Все было кончено. Из нашей прежней куадрильи в живых остался только я. Но и мой смертный час не замедлит наступить.

Как только тело Луиса коснулось земли, на зал опустилась тишина, ибо смерть возвращала тореро утраченное достоинство. Пока быка выводили с арены, мы с доном Фелипе, не теряя времени, бросились к нашему другу. Он лежал с пробитой грудью, без сознания. Сквозь слезы я снова заметил на мулете что-то белое. Мы с Марвином подняли мулету. К красной ткани был приколот листок бумаги, и мы прочитали:

«Я жду тебя, Луис. Пакито».

Дон Фелипе осторожно положил записку в бумажник.

Я молился, стоя на коленях у тела убитого друга, и вдруг до меня дошло, что и сам я в смертельной опасности. Не я ли единственный свидетель и, как она говорила, главный виновник гибели Пакито? Консепсьон убьет меня, как убила четверых тореро. А я не хотел умирать! Я встал, чувствуя, что у меня подгибаются ноги.

– Что с вами? — спросил стоявший рядом дон Фелипе.

– Я уезжаю! Мне необходимо уехать!

– Подождите немного, дон Эстебан!

– Да неужели вы не понимаете, что она прикончит и меня тоже?

Детектив вытащил меня на улицу, запихнул в такси и повез в гостиницу. Мы заперлись у него в комнате.

– А теперь, дон Эстебан, скажите мне, кто убийца.

– Консепсьон Вальдерес…

И я разрыдался как ребенок. Дон Фелипе на минуту опешил, но быстро пришел в себя.

– Так вот в чем дело…

Он подошел ко мне и с братской нежностью обхватил за плечи.

– Успокойтесь, дон Эстебан…

– Простите меня… сам не знаю, что со мной творится…

– Зато я знаю… С вами произошло самое худшее, что может случиться с мужчиной: вы поняли, что та, для которой вы пожертвовали всей жизнью, немногого стоит. А в чем причина всех этих убийств?

– Пакито…

Я рассказал ему все. Когда я умолк, дон Фелипе спросил:

– Так, по-вашему, дон Эстебан, сеньора Вальдерес повредилась умом?

– Думаю, да. Гибель Пакито была для нее более тяжелым ударом, чем мы предполагали… В тот день в ней что-то сломалось… Жена Луиса стала жить лишь во имя того, что, наверняка, называла про себя священным возмездием… Предложив Луису вернуться на арену, я дал Консепсьон возможность отомстить, которую она тщетно искала пять лет…

– Короче говоря, вы стали орудием судьбы, дон Эстебан… А если бы вы не приехали в Альсиру?

– Может быть, вынужденная необходимость держать все в себе, в конце концов, окончательно свела бы Консепсьон с ума и она убила бы мужа?

– А возможно, ничего бы не произошло. Поди угадай…

– Это-то меня и мучает больше всего. Не столкнись я с Мачасеро…

– О да, дон Эстебан! Не мне вам объяснять, какую роль в нашей судьбе играет случай… Но, скажите, как вы догадались?

– Мне бы следовало сразу заподозрить неладное… Она слишком легко смирилась с возвращением Луиса на арену. Женщина, хранящая в памяти страшное воспоминание о бое быков, должна была бы воспротивиться изо всех сил. Мы с Луисом поразились тогда молниеносности нашей победы. А Консепсьон вынашивала план мести…

– Весьма вероятно…

– Во всяком случае, она изо всех сил облегчала Луису работу и помогала мне наблюдать за тренировками. Короче, вела себя как страстная почитательница корриды.

– Но как ей удалось совершить преступления?

– Вспомните, дон Фелипе, ведь это она готовила кофе для Гарсии. Что касается Алохи, то Консепсьон делала вид, будто очень его любит, всегда расспрашивала о домашних делах. И вот, перед самым выходом на пасео, когда пикадор уже сел на лошадь, Консепсьон подошла пожелать ему удачи… Еще до замужества она выучилась делать уколы и часто помогала больным в Триане… На одном из анонимных писем был штемпель Альсиры, куда Консепсьон ездила за покупками. Кроме того, вчера утром ей вдруг вздумалось побродить по Линаресу, и почти сразу после возвращения жены Луис получил очередную записку. И наконец, дон Фелипе, это Консепсьон готовила вещи Луиса и собирала чемоданы, так что ей было проще чем кому бы то ни было прикрепить к мулете этот листок бумаги…

Марвин, казалось, совершенно погрузился в размышления над всеми уликами, которые я описал ему с величайшим тщанием. Потом задумчиво проговорил:

– Да… все это очень логично увязывается. И каковы же ваши намерения, дон Эстебан?

– Спасаться бегством… как я вам уже говорил.

– Не очень-то это на вас похоже, амиго.

– Очевидно, мы сильно меняемся с возрастом… Честно говоря, дон Фелипе, я не так уж боюсь смерти, но погибнуть от ее руки…

– Разве донья Консепсьон вас не любила?

– То была другая, чье лицо она сохранила до сих пор.