Юлия Латынина - Промзона

Последними ретировались официанты.

За эту ночь Степан заплатил ресторану тридцать тысяч франков.

Они ни разу не обсуждали взаимоотношения группы «Сибирь» и Ахтарского металлургического комбината, и в этом не было никакого притворства: когда они были рядом, все остальное было совершенно неважно.

Извольский больше Степану не звонил; однако когда через неделю Майя попыталась расплатиться в супермаркете кредитной карточкой, оказалось, что карточка заблокирована. Заблокированы были и еще две карточки, счета по которым оплачивали компании ее брата.

Когда она вернулась без молока, Степан еще лежал в постели. Она была так расстроена, что Бельский сразу обо всем догадался.

— Что такое, девочка? — сказал он. Майя села к нему на постель:

— Брат заблокировал мои карточки.

— Этого следовало ожидать. Ему было б очень неприятно, если б девушка Бельского оплачивала свое молоко из денег АМК.

— А ты не мог бы с ним помириться?

— С какого дуба?

— Из-за меня.

— Нет. Ты — это личное, а Слава — это бизнес.

— Не понимаю, как можно отделять бизнес и личное.

— У тебя нет бизнеса, вот ты и не понимаешь. В этот день Степан купил ей у Tiffany похожие на две слезы сапфировые серьги, в цвет синих глаз Майи.

В ночь на второе сентября Майя проснулась и обнаружила, что Степана в постели нет. Она тихонько зажгла свет и сползла с кровати.

Степан спал внизу, в гостиной. Сначала Майе показалось, что простыня постелена прямо на ковер, но когда она дотронулась до простыни, она поняла, что Степан лежит на листе фанеры.

Степан заворочался и проснулся. Майя легла рядом и положила голову ему на плечо.

— Что с тобой? — спросила Майя.

— Позвоночник болит. Последствия неудачного приземления. Меня за это выкинули из армии.

— Обидно было?

— Очень. Я тогда мечтал о военной карьере. Сейчас наверное бы дослужился до командира эскадрильи.

Они помолчали, и потом Майя неожиданно сказала:

— А это страшно — убивать людей?

— Кто тебе сказал, что я убивал?

— Без этого не становятся авторитетами.

— Люди, которые убивают других, становятся киллерами. Авторитетами становятся немного другие люди.

Степан лежал, вытянувшись на спине, и по неподвижности позы Майя поняла, что ему очень больно.

Было так тихо, что можно было услышать, как катится по небу луна. Листва на дубе была словно вырезана из серебра. Потом гравий у ворот зашуршал под колесами машины, далеко внизу прозвенел звонок. Майя услышала, как охранник Степана отворяет дверь.

Степан накинул халат и вышел из гостиной. В прихожей стоял человек по имени Кирилл — правая рука Бельского.

— У тебя мобильные не отвечают, — сказал Кирилл.

— Допустим.

— Сегодня в Павлогорске расстреляли Горного.

Степан долго молчал. Потом приказал:

— Я хочу, чтобы ты связался с человеком по фамилии Шевчук. Дмитрий Борисович Шевчук. Если надо, я сам ему позвоню.

В универмаге Денис пробыл недолго — около пятнадцати минут. Там уже был городской прокурор и замначальника городского УВД. Менты были видимо растеряны и ничего у Дениса не спрашивали, только попросили его не уезжать из города.

Следователь, назначенный на дело Горного, объявился только на следующий день в девять утра. Он позвонил Денису на сотовый и попросил через час подъехать в прокуратуру.

Следователю не было и двадцати пяти, он был застенчив видом и нагл глазами, и звали его Дмитрий Борисович Шевчук. Костюм у него был шикарный, а кабинет ободранный, и коллега, сидевший напротив Дмитрия Шевчука, при виде Дениса поднялся и вышел вон.

— Скажите пожалуйста, Денис Федорович, — спросил следователь, — в день убийства у вас была назначена встреча с Горным?

— Да. Я уже говорил. На половину десятого в его офисе.

— А когда вы последний раз виделись с Афанасием Никитичем?

— Накануне. В ресторане ДК.

— Какова была тема разговора?

— Я предложил ему мир.

— Он отказался?

— Он согласился.

— Простите, но в это трудно поверить, Денис Федорович. У комбината большие проблемы, виновником которых вы считали Горного, и у Горного большие проблемы, виновником которых он называл комбинат. Насколько я знаю, кто-то банкротит его завод, а местное ФСБ вот уже неделю старается над его ювелиркой.

— И зачем я тогда с ним встречался? — усмехнулся Денис.

— Ну это довольно очевидно. Горный — теневая фигура. На экране не появляется, на приемах тоже. Людный ресторан — идеальное место, чтобы показать человека киллеру.

Денис помолчал.

— Вы совершенно серьезно думаете, — сказал он, — что вице-президент крупного холдинга не имеет других способов показать Горного киллеру, как нарисоваться с ним в ресторане?

— Почему нет? Это удобный способ.

— Хорошо. Предположим, я бы показал Горного киллеру. Киллер, по вашей логике, должен был бы проводить его до дверей особняка. А потом он должен был бы выслеживать Горного несколько дней. Уточняя все его перемещения и распорядок дня. Разве не так?

— Не так. Дело в том, что сегодня утром вы контролировали по телефону все перемещения Горного. Раненый охранник пришел в себя, и он показывает, что за несколько минут до покушения Горный говорил по телефону с каким-то Денисом и сказал, что он в универмаге. Точные слова Афанасия Андреевича были: «Я же сказал, я в универмаге!» То есть вы заранее знали, где он будет.

Денис помолчал.

— Если бы мы считали, что пуля в голове Горного разрешит все наши проблемы, мы бы вряд ли потратили на банкротство его завода четыреста тысяч долларов. Служба безопасности призвана решать проблемы комбината, а не создавать их. А любое убийство проблемы создает.

— Как, например, попытка убить Мансура. Она ведь создала вам кучу проблем, не правда ли?

Денис еле сдержался.

— Олег ненавидел Мансура, как чечен — кровника. Сначала найдите Олега и получите у него показания, что это я заказал ему Мансура, а потом предъявляйте мне обвинение.

— Самарин признался Мансуру в убийстве Панасоника.

— Я бы на месте Мансура сказал, что он признался в сотрудничестве с Бен Ладеном.

— У вас есть какие-нибудь версиии, кто мог убить Горного?

— Афанасий Горный был должен очень много денег. Мансуру. Губернатору.

Степану Бельскому. У него была куча обязательств перед самыми разными уголовниками. И он платил им из денег, которые он снимал с железной дороги.

Когда железнодорожные деньги кончились, у него возникли колоссальные проблемы.

Если Горный решился на то, чтобы устроить железнодорожный кризис, то, будьте уверенны, — такие вещи делаются не ради собственной прибыли. Такие вещи делаются ради собственной шкуры, если вы боитесь, что кредиторы отвернут вам голову.