Роберт Ладлэм - Протокол 'Сигма'

Бен лишь моргал, не находя слов.

- Пойдемте, - предложил Ленц. - Тут один человек очень хочет с вами поздороваться. Это ваш старый друг.

- Профессор Годвин? - пробормотал Бен, когда к нему вернулся дар речи.

- Бен.

Да, это был его старый наставник из колледжа, давно вышедший в отставку. Но держался он теперь намного прямее, а его прежде изборожденная морщинами кожа стала теперь гладкой и порозовела. Можно было подумать, что ему не восемьдесят два года, а на несколько десятков лет меньше. Джон Варнс Годвин, прославленный исследователь истории Европы ХХ столетия, был полон жизни. Его рукопожатие оказалось твердым и энергичным.

- О Господи! - воскликнул Бен. Если бы он не был знаком с Годвином раньше, он дал бы ему лет сорок пять, никак не больше.

Годвин стал одним из избранных. Конечно: он же являлся теневым создателем королей, он был чрезвычайно влиятельным человеком и имел контакты во всех сферах общества.

Годвин стоял перед ним как ошеломляющее доказательство успехов в работе Ленца. Они находились в примыкавшей к большому залу маленькой комнатке, с удобными диванами и креслами, подушками на полу, торшерами и этажерками с газетами и журналами на разных языках.

Изумленный вид Бена, казалось, доставлял Годвину большое удовольствие. Юрген Ленц прямо-таки сиял.

- Вы, конечно, не знаете, как все это понимать, - предположил Годвин.

Бену потребовалось несколько секунд, прежде чем он сумел ответить.

- Это можно истолковать только однозначно.

- То, чего достиг доктор Ленц, совершенно экстраординарно. Мы все глубоко благодарны ему. Но я думаю, что мы также отдаем справедливую дань его способностям, глубине познаний, научной одаренности. В сущности, мы получили обратно наши жизни. Не нашу юность, как... как другой шанс. Но отсрочку от смерти. - Он глубокомысленно нахмурился. - Можно ли считать, что это противоречит законам природы? Возможно. Но лечить рак, значит, тоже идти против природы. Если помните, Эмерсон сказал, что старость - это "единственная болезнь".

Его глаза сияли. Бен, ошеломленный, молча слушал.

В колледже Бен всегда обращался к нему "профессор Годвин", но сейчас он не хотел вообще произносить его имя. Поэтому он сказал лишь одно слово:

- Почему?

- Почему? В личном плане? Неужели вам нужно еще что-то спрашивать? Мне продлили жизнь. Возможно, даже удвоили ее.

- Надеюсь, вы, господа, извините меня? - прервал его Ленц. - Первый вертолет вот-вот улетит, и мне нужно попрощаться. - Он суетливо, чуть ли не бегом, покинул комнату.

- Бен, когда вы доживете до моих лет, вы не будете покупать незрелые бананы, - снова заговорил Годвин. - Вы станете опасаться приступать к работе над новыми книгами из страха, что не успеете их завершить. А теперь подумайте о том, сколько всего я могу теперь сделать. Пока доктор Ленц не предложил мне свою помощь, я испытывал такое чувство, будто все знания, все, чего я добивался тяжким и упорным трудом на протяжении десятилетий, все, что я умел и мог, все, что я понимал, то, чем я стал, - все это в любой момент может кануть в небытие. "Если бы юность умела, если бы старость могла!" так ведь?

- Даже если все это правда...

- У вас же есть глаза! Вы способны увидеть то, что находится перед вами. Так, ради бога, посмотрите на меня! Вы же помните, что я с превеликим трудом взбирался на лестницу в Файерстоуновской библиотеке, а теперь я могу бегать.

Бен понял, что Годвин был не просто примером успешного завершения эксперимента, нет, он был одним из них - заговорщиков, сплотившихся вокруг Ленца. Неужели он не знал о жестокости, без которой не удалось бы достичь его чудесной перемены, об убийствах?

- Но вы же видели то, что здесь происходит - детей-беженцев во дворе? Тысячи похищенных детей? Это вас не тревожит?

Годвин явно почувствовал неловкость.

- Я признаю, что во всем этом имеются аспекты, о которых я предпочитаю ничего не знать, и всегда ясно давал это понять.

- Мы говорим о непрерывно продолжающемся убийстве тысяч детей! - сказал Бен. - Это требуется для вашего лечения. Ленц говорит: "добывать" - неплохой эвфемизм для резни, которая длится уже много лет.

- Это... - Годвин замялся. - Да, конечно, здесь есть этическая дилемма. Honesta turpitude est pro causa bona.

- Если цель хороша, то и преступление есть добродетель, - перевел Бен. - Публилий Сир. Вы говорили мне эти слова.

Значит, и Годвин тоже. На него можно не рассчитывать - он присоединился к Ленцу.

- Что в данном случае важно, это то, что цель здесь в высшей степени достойна. - Профессор подошел к кожаному дивану. Бен сел на такой же диван напротив.

- Вы и в прежние времена были связаны с "Сигмой"?

- Да, уже несколько десятков лет. И я горжусь тем, что новая стадия с самого начала происходит у меня на глазах. Под руководством Ленца все идет совсем по-другому.

- Насколько я понимаю, не все ваши коллеги были с этим согласны.

- О, да. Ленц называет их angeli rebelli. Мятежные ангелы. Да, была горстка людей, желавших вступить в борьбу. Из тщеславия или по близорукости. Возможно, они никогда не доверяли Ленцу или чувствовали себя ущемленными сменой руководства. Я думаю, что кое-кто из них испытывал растерянность из-за... из-за жертв, которые необходимо было принести. Всегда и везде при перемене власти следует ожидать тех или иных проявлений сопротивления. Но несколько лет назад Ленц сообщил, что решил проблему и его проект скоро будет готов к испытанию на практике. Он объявил всему коллективу, что его должны признать в качестве лидера. Им двигала вовсе не личная заинтересованность, нет. Дело было в том, что предстояло принять некоторые непростые решения по поводу того, кто... э-э-э... кто будет допущен к участию в программе. То есть войдет в постоянную элиту. Слишком велика была опасность появления фракций. Ленц был именно таким лидером, который нам требовался. Большинство из нас согласилось с этим. Но кое-кто - нет.

- Тогда скажите мне: ваш план в конечном счете предполагает, что такое лечение станет доступным массам, то есть каждому? Или только тем, кого Ленц называл "великими"?

- Что ж, вы коснулись серьезной проблемы. Мне была оказана высокая честь, когда Юрген выбрал меня для того, чтобы я стал в некотором роде вербовщиком для этой августейшей группы мировых... полагаю, можно сказать, светил. Wiedergeborenen, как называет нас доктор Ленц - возрожденные. Наши длани простираются далеко за пределы той узкой группы, какую представляла собой "Сигма". Могу сказать, что я привел сюда Уолтера и моего старого друга Мириам Бэйтиман - судью Мириам Бэйтиман. Я был призван оказывать содействие в выборе тех, кто казался достойным такой участи. Со всего мира - из Китая, России, Европы, Африки - отовсюду без каких-либо предпочтений. За исключением признаков мании величия.