Татьяна Гармаш-Роффе - Золотые нити судьбы

Затем он сложил грязную посуду в машину, опустил на окнах жалюзи, запер двери, и они с Лизой спустились в гараж. Перед тем как вывести из него машину, Лоран снова обошел свой участок: по-прежнему никого и ничего. Выглянул он и за ворота, но не увидел на своей улице ни машины, ни человека.

Вскоре они уже рулили по дороге, петлявшей среди холмов, над которыми разгоралось жаркое южное солнце.

Лиза, поглядывая на Лорана, изумлялась: его лицо словно вдруг подобралось, отвердело. Подбородок неожиданно получил упрямый абрис, губы сложились в жесткий изгиб, а глаза – сосредоточенный и суровый прищур.

Время от времени он посматривал в зеркало заднего обзора, как заправский сыщик, и Лиза решила не нарушать тишину, хотя на сердце было тревожно и хотелось эту тревогу развеять болтовней.

– Куда мы едем? – спросила Лиза полчаса спустя.

– Уже приехали. Машину надо сменить. Этот тип мог разузнать, какая у меня модель…

Оказалось, приехали они в «гараж» – так называются во Франции мастерские по ремонту машин. Лиза слушала, как Лоран пояснял мастеру, что в его новехоньком «БМВ»-купе наблюдаются неисправности, нужно его осмотреть… В результате переговоров он оставил свою тачку в «гараже», а взамен получил другую (на время осмотра и, предположительно, ремонта) машину. Другой модели, другого цвета, с другими номерами.

Выехав с территории «гаража», Лоран встал на обочине, достал сотовый. Предупредил секретаршу в медицинском центре (он уже открылся) о своем отсутствии в ближайшие дни, сославшись на инфекцию, внезапно его прихватившую.

Они снова тронулись в путь. Судя по наклону дороги, они спускались с гор.

– А сейчас куда?

– Сам не знаю. Главное, прочь от моего дома!

Лоран казался хмурым, и Лиза больше ни о чем не спрашивала. Она очень бы удивилась, узнав, что доктор думает о ней…

А он думал о ней. Или, если точнее, думал он о себе. О том, что любой здравомыслящий француз на его месте уже прибегнул бы к помощи стражей правопорядка, без сомнения. Зачем здравомыслящему французу лишняя головная боль? На то он и платит налоги, чтобы полиция и жандармерия занимались подобными вещами! Доставил бы девушку в ближайший участок, рассказал бы все, что знает, включая странное явление человека в его владениях, – и оставил бы Лизу на их попечение: пусть занимаются ее судьбой дальше. Лорана ждут пациенты, приемы уже назначены, причем давно, – пациенты будут недовольны отменой! Более того, в отсутствие доктора Бомона медицинский центр перенаправит их к другим врачам, коллегам Лорана, а среди его пациентов есть немало таких, которые предпочтут болеть, но дождаться своего любимого доктора…

Однако мысль о том, чтобы отдать Лизу в руки чужих, равнодушных людей… и тем самым потерять ее… – такая мысль даже не посетила его голову!

Его это беспокоило. Он хотел понять, почему, – и боялся. Да и возможно ли? Как сложить разнородные ощущения, страхи, надежды, чувства и вывести из них общий знаменатель, у которого найдется короткое и точное определение? Разве такую задачу возможно одолеть?

Радость, – вдруг подумал он. Вот он, знаменатель!

«У человека в душе дыра размером с Бога, и каждый заполняет ее, как может».

Лоран не знал, как ощущают эту «дыру» другие… Может, и не ощущают вовсе?

Но он чувствовал ее. Как рану. Она всегда саднила, почти неслышно, но всегда. Он заполнял ее своим бонвиванством: хорошая еда, хорошее вино, хорошая музыка, хорошая книга и редкие тусовки в Ницце – как бы развлечения с как бы друзьями…

И вот в какие-то последние ничтожные по своей краткости четыре дня он ощутил, что рана стала затягиваться. В присутствии Лизы он испытывал беспричинную радость, которая, как бальзамическая мазь, приносила его душе облегчение…

Радость!

Но от нее было почему-то тревожно и страшно. И он хмурился за рулем, не понимая, что с этим делать.

Завидев указатель на гостиницу, Лоран притормозил. Выше в горах отелей не было: туристов там не водится, некому гостевать. А вот тут, пониже, в приближении к окрестностям Ниццы, появились указатели.

Лоран свернул, и вскоре они оказались у небольшого четырехэтажного здания, весьма простенького. Тем лучше: тому, кто знает Лорана, с его сибаритскими замашками, не придет в голову, что он мог остановиться в дешевой гостинице. А тот, кто не знает его лично, рассудит, что Лоран Бомон, уж если вдруг решил заночевать в отеле, то выбрал его по своему уровню и положению: по статусу доктора.

Женщина за стойкой была сонной и от этого особенно широко улыбалась – казалось, что сдерживает широкой улыбкой зевоту. Без лишних вопросов она оформила гостей (видимо, нечастых в этих местах) как «месье и мадам Бомон» и сняла ключ с крючка в шкафчике.

Комнатулька оказалась крошечной. Двуспальная кровать – точнее, две, сдвинутые вместе, шкаф, малюсенький столик, на нем электрический чайник, рядом – коробочка с упаковками чая и печенья.

Он ожидал, что Лиза будет недовольна такой убогостью, но ошибся. Она осмотрелась и произнесла весело:

– Мы спасены, да?

Лоран вдруг подошел и обнял ее, уткнувшись лицом в ее волосы. Лиза помедлила и осторожно, словно пускаясь в неизведанное, положила руки ему на плечи.

Они не поцеловались – нет, они стояли, прижавшись скулой к скуле, окольцевав друга друга руками. В этом жесте не было ни страсти, ни чувственности. Дружеское, человеческое тепло. И еще нежность. Они плыли в одной лодке; они вдвоем пробирались через темные, опасные воды беды; и они ощущали единение и доверие друг к другу…

Боги, как это много!!!

…Лиза вдруг разомкнула руки и отступила на шаг. У нее было странное выражение лица – глаза потемнели, брови сошлись над переносицей.

– Что такое, что случилось, девочка?

Она посмотрела на него так, будто неожиданно увидела перед собой привидение.

– Лиз… Извини, я ничего такого не имел в виду… Я просто так обнял тебя, по-дружески..

– Ты не знаешь… Ты просто не знаешь, Лоран, как все ужасно!

– Ну что ты, малыш, чего ты испугалась? Все будет хорошо, поверь мне, я чувствую! Память к тебе скоро вернется, и мы найдем твоего ребенка…

– Я убила человека, Лоран…

Ксюша с Реми закончили обход очередного городка, когда позвонил Брюно, пляжный директор.

– Что у вас нового? – напористо поинтересовался он.

И, услышав, что у Реми пока нет ответа на его вопрос, вспылил. Он-де со своей стороны в лепешку расшибся, сведения детективу нарыл из жандармерии, а детектив, такой-рассякой, аванс получил и в ус не дует!!! Тогда как Брюно нанял его в надежде на расторопность, потому что жандармерия сама в ус не дует, и если дело так дальше пойдет, то он, Брюно…

Будь Реми в Париже, он никому бы не спустил подобный тон, но здесь, на юге, люди всегда разговаривали в повышенном регистре громкости и эмоциональности, хоть в радости, хоть в гневе. Средиземноморский темперамент, ничего не попишешь. Бороться с ним бесполезно, это что-то вроде стихийного бедствия.