Полина Дашкова - Точка невозврата

Я ехала в Тюбинген, старинный красивейший город. Мне предстояло выступать в знаменитом университете, основанном графом Эберхардом Бородатым в XV веке. За окном проплывали Баварские Альпы, Шварцвальд, озера, замки и монастыри Великого герцогства Баденского, которое сегодня называется федеральной землей Баден-Вюртемберг.

Я почти не смотрела в окно. Я листала страницы на мониторе ноутбука, читала вырезки из старых газет со статьями, воззваниями и бюллетенями о состоянии здоровья раненого вождя, отрывки из мемуаров, медицинские документы, стенограммы заседаний и совещаний.

Мне удалось раздобыть изданную в Казани в 1995 году небольшую книжицу, в которой были полностью опубликованы два дела Ф.Х. Каплан. Каторжное состояло из документов, касающихся десятилетнего (с 1907 по 1917) пребывания Ф.Х. Каплан в тюрьме и на каторге. Следственное было полностью посвящено покушению на Ленина в августе 1918-го.

Следственное уголовное дело № 2162 содержало всего 124 страницы. Листы 52, 76, 102 повторялись дважды. Отсутствовали страницы 11, 84, 87, 94. Когда и кем они были изъяты – неизвестно. Дело в последний раз прошнуровывалось в 1963 году. Кем и с какой целью – неизвестно.

Бесценная эта книжица лежала рядом с моим ноутом на пластиковом вагонном столике.

В 1981 году, в шестом издании стандартной биографии В.И. Ленина, изданной тиражом в 400 тыс., двадцать академиков описывали события так.

«30 августа 1918 года Владимир Ильич выступал перед рабочими на бывшем заводе Михельсона. После митинга, когда он подходил к автомобилю, эсерка-террористка Каплан выстрелила в него несколько раз, нанеся ему надрезанными и отравленными пулями тяжелые раны. В.И. Ленин был на волосок от смерти. Он потерял много крови, временами у него пропадал пульс, сместилось сердце, ему угрожало заражение крови. Врачами были предприняты все меры, чтобы спасти жизнь Ленина».

Если бы существовал дозиметр, измеряющий уровень вранья на единицу информации, в этом небольшом абзаце прибор показал бы превышение всех допустимых норм.

Впрочем, двадцать академиков не врали, они просто пересказали сухими академичесими фразами несколько эпизодов из легендарного советского фильма «Ленин в 1918 году». Наверное, мой воображаемый дозиметр в пространстве этого фильма просто сломался бы, не выдержал такого высокого уровня идеологической радиации.

Больше всего на свете мне хотелось, чтобы рядом со мной в поезде появился Федор Федорович. Но его не было. Напротив дремал дородный бородатый немец, удивительно похожий на графа Эберхарда Бородатого, чей портрет я видела в музее города Штутгарта.

«У графа были придворные алхимики, – подумала я, – а вдруг все-таки удалось? Если да, то сладко ли сейчас спится графу в вагоне второго класса? На нем ковбойка, мешковатые джинсы, у него обгрызаны ногти, на щеках нездоровый румянец и нос в красноватых прожилках. Он пьет много пива и курит дешевые сигареты».

По вагону проехала тележка из буфета. Я купила стакан капучино, пакет орешков. Граф проснулся, сердито окликнул удаляющегося буфетчика, купил себе гигантский многослойный бутерброд, вытащил из дешевой спортивной сумки банку пива, поставил банку на столик рядом с бутербродом и опять уснул.

Наверное, воображаемый дозиметр все-таки существует, но не в виде прибора, а в виде какой-то дополнительной извилины у меня в голове. Сколько ни пыталась я внушить себе, что историю с этим злосчастным покушением лучше вообще не трогать, сколько ни отвлекалась на Эберхарда Бородатого, на чудесные баварские пейзажи, все было напрасно. Я знала, что докопаться до правды невозможно, однако ни о чем другом не могла думать. Глаза мои скользили по строчкам, пальцы прыгали по клавиатуре.

Для начала я решила выяснить хотя бы время и место действия.

Дело в том, что мнения разных исследователей по поводу того, состоялся ли митинг на заводе Михельсона вечером 30 августа 1918-го, собирались ли рабочие или никакого митинга не было, расходятся, расползаются, растекаются словесным киселем.

30 августа секретарь Московского комитета партии Загорский отменил все митинги, на которых должны были выступать высшие руководители, из-за опасности терактов. В Петрограде был убит председатель ПетроЧК Урицкий. Дзержинский срочно отправился в Питер, разбираться, и поручил Петерсу усилить охрану вождя, неотлучно сопровождать Ленина во всех его поездках по Москве.

Достоверно известно, что Ленин в тот вечер выехал из Кремля без всякой охраны, с одним лишь своим шофером Степаном Гилем. Сначала отправился выступать на Хлебную биржу, выступил вполне благополучно, затем поехал на Серпуховку, на завод Михельсона.

С. Гиль: «Охраны ни с нами в автомобиле, ни во дворе не было никакой, и Владимира Ильича никто не встретил. Ни завком, никто другой».

Ладно, место действия все-таки будем считать установленным. Вопрос об отсутствии охраны лучше пока не трогать. Внятного ответа на него я не нашла нигде. Но Владимир Ильич на завод Михельсона явился, в этом можно не сомневаться.

Когда же он прибыл? В котором часу?

В большинстве советских источников утверждается, что покушение состоялось в 7.30 вечера. Такое время указано в обращении Моссовета, опубликованном в «Правде» сразу после покушения. Это, так сказать, общепринятая официальная версия.

Но в том же номере газеты в хронике новостей содержится сообщение, что покушение имело место в 9 вечера.

С. Гиль: «Я приехал с Лениным около 10 часов вечера на завод Михельсона». По Гилю, выступление длилось примерно час. То есть выстрелы прозвучали не ранее 11 вечера.

Но к одиннадцати вечера в конце августа уже совсем темно. В восемнадцатом году фонари не горели, не было электричества, к тому же моросил дождь, значит, небо затянулось тучами, то есть тьма кромешная.

Тут вполне кстати процитировать небольшой абзац из каторжного дела Фани Каплан.

«В Забайкальскую областную прокуратуру

12 июня 1909 г.

Уведомляю, что освидетельствование ссыльнокаторжанки Каплан за отсутствием прокурорского надзора произведено быть не может. При этом присовокупляю, что областной врачебный инспектор, в бытность в Мальцевской тюрьме, произведя освидетельствование Каплан, пришел к заключению, что у Каплан глазные нервы и клетчатка совершенно атрофированы и никакая операция ей не поможет».

Я попыталась представить, как в кромешной тьме в вождя революции стреляет слепая женщина, но моего воображения не хватило, я решила эту часть истории пока оставить за скобками.

Один из хрестоматийных источников официальной советской версии – мемуары Бонч-Бруевича, правда, мне так и не удалось понять, какие именно. Бонч переписывал их раз семь, в зависимости от линии партии. Ладно, не важно. Именно в том варианте мемуаров, по которому сверяют часы советские историки, Бонч сообщает, что узнал о покушении в 6 вечера, и вводит в свое повествование рассказ Гиля. Но Гиль утверждал, что привез Ленина в 10 вечера.