Полина Дашкова - Точка невозврата

5 апреля 1922 г. доктор Клемперер рассказал в интервью.

Клемперер: «Мы с Ферстером прибыли почти одновременно. Семашко дал нам в качестве постоянных сотрудников двух своих помощников д-ра Розанова и д-ра Марецкую. Мы осмотрели Ленина и нашли у него лишь небольшую неврастению, следствие переутомления».

Замкнутый круг. О том, что Клемперер счел нужным извлечь пули, известно от Розанова. А тому – то ли от Семашко, то ли от Ленина. Сам Клемперер в интервью говорит о неврастении, а вовсе не о пулях и парах свинца. Удаляется только одна пуля, та, которую вроде бы извлечь сложнее.

Розанов оставил воспоминания о том, как прошла операция. По его словам, «Борхард притащил с собой громаднейший, тяжелый чемодан со всякими инструментами, чем премного удивил меня и моих ассистентов. Инструментов для операции требовался самый пустяк, а он притащил их целую гору ».

Державный пациент вел себя спокойно, шутил, давал советы врачам.

Ленин: «Я бы сдавил так – да и разрезал, пуля и выскочила бы, а то это все для парада».

Что же получается? Немецкий врач Борхард считает, что в операции нет необходимости, но делает ее. Советский врач Розанов тоже считает, что операция не нужна, и ассистирует Борхарду. Операция пустяковая, так почему бы самому Розанову не провести ее? Он опытный военный хирург. Кстати, через несколько лет он оперировал Фрунзе, как известно, по настоянию Сталина. И Фрунзе умер.

Меня сразу заинтересовал доктор Борхард с его «удивленными глазами » и «громаднейшим, тяжелым ящиком инструментов ».

Ленина консультировало множество немецких врачей. Они приезжали, уезжали, возвращались. Имена их известны. Борхарда среди них нет. Он появился однажды, лишь для того, чтобы провести эту маленькую ненужную операцию, провел в Москве меньше суток и сразу исчез бесследно. Сохранился отчет из Советского представительства в Берлине, в котором написано: «По поручению ЦК РКП от 24.4.22 проф. Борхарду выдано 220 000 германских марок».

Это примерно 22 тыс. долларов по тогдашнему курсу. Известно, что другим немецким врачам платили значительно меньше.

До сих пор никто из серьезных исследователей, включая врачей, не берется поставить точный диагноз вождю, определить болезнь, от которой он умер в 53 года, и тут приходят на помощь пули. Ранение ослабило его здоровье, пуля, застрявшая над правой ключицей, давила на артерии, нарушалось кровообращение и т.д. Эту версию особенно любят повторять верные поклонники вождя, защищая его честь от разных наветов, из которых самый мерзкий – миф о сифилисе мозга.

Но разобраться с сифилисом значительно проще, чем с пулями. Мозг страдает только на последней стадии болезни, когда поражен весь организм. В таком случае у вождя в течение многих лет проявлялись бы настолько очевидные симптомы, что об этом бы знали все.

Бывает врожденный сифилис мозга, но зараженные младенцы очень быстро умирают. Единственный возможный вариант – это если какой нибудь сифилитик подошел близко к Ленину и плюнул ему прямо в глаз. Тогда да, вождь мог бы заразиться сифилисом мозга, и то лишь теоретически.

Миф о ленинском сифилисе удивительно живуч; как у всякого мифа, у него есть своя история, очень странная и загадочная. Доказательству того, что у Ленина был сифилис, посвящены солидные исследования, толстые научные труды. Доказать, что никакого сифилиса у Ленина не было, можно на двух-трех страницах. История возникновения мифа заняла бы страниц десять. Но у меня на это пока не хватало ни сил, ни времени. Я решала задачку с двумя неизвестными пулями.

В «Известиях» от 28 января 1924 г. в специальной подборке «Врачи о болезни и смерти вождя» о пулях писалось довольно много.

Розанов: «Думать, что пули могли сыграть роль для развития болезни В.И., не приходится. Даже если бы пули были отравлены ядом кураре, как предполагали, то и это отравление не могло иметь последствий, так как яд кураре страшен и смертелен на стрелах у дикарей, но если им отравляются пули, то этот яд, легко разлагающийся под влиянием высокой температуры, при выстреле разлагается и теряет свои ядовитые свойства».

Доктор Розанов то ли не знал, то ли решил проигнорировать комментарий профессора биологии Щербачева, который ясно сказал, что при нагревании яд кураре вовсе не теряет своих свойств.

13 февраля 1924 г. Семашко на прямой вопрос, имела ли влияние на здоровье Ленина пуля эсерки Каплан, отвечает:

Семашко: «Ранение В.И., причинившее ему потерю крови, конечно, не осталось без влияния на его здоровье, но прямого влияния на заболевание сосудов мозга не имело».

Товарищ Семашко прав. Ранение действительно не повлияло на здоровье Ленина. А вот вскоре после пустяковой операции «по удалению пули», сделанной ему в апреле 1922 г., Владимир Ильич заболел очень серьезно.

25 мая у него случился первый удар. Паралич правой руки и ноги, временная потеря речи и способности писать. Два следующих месяца он провел в Горках, в тяжелом и беспомощном состоянии.

Весной 1922-го произошло еще одно знаменательное событие. На ХI съезде РКП(б) 27 марта Ленин, чтобы улучшить работу партийной бюрократии, предложил учредить должность Генерального секретаря партии. Зиновьев выдвинул кандидатуру Сталина. Других кандидатур не было, и все согласились, одобрили без прений.

Никто не предвидел последствий. Это была незначительная бюрократическая должность. Ленин и его соратники ненавидели бумажную рутину, а Коба бумажки любил, знал в них толк, умел с ними работать. Именно тогда он начал создавать свою бумажную реальность, в которой ему фантастически везло.

Я оторвалась от очередного сборника документов, подняла голову и обнаружила, что лечу в самолете. Мне пришлось сделать над собой определенное усилие, чтобы вспомнить, что лечу я в Вену, меня пригласили выступить в Венской городской библиотеке, у меня всего двое суток, и кроме выступления еще пять интервью, а мне так хочется погулять по Вене. Сколько городов промелькнуло и исчезло, я почти ничего не помню.

Человеку, прожившему без передышки условный временной отрезок длиной, допустим, в полвека, бывает трудно осмыслить и удержать в памяти каждый прожитый день. То, что не понято и забыто, перестает существовать. Впрочем, нет, это тоже иллюзия. Даже снег и пух одуванчика не исчезают в никуда. Все зависит от глубины памяти. Но как бы ни была она глубока, все равно не бездонна.

Самолет пошел на посадку. Я подняла спинку кресла, защелкнула пряжку ремня безопасности и опять уставилась в книгу. Мне казалось, вот сейчас, в очередном документе, в старой газетной статье, в цитате из выступления, в длиннющей сноске, в примечаниях я найду нечто, что поможет мне понять механику событий, ответить на вопросы, распутать узлы, решить задачки. Но чем больше я знала, тем меньше понимала.