Виктор Пронин - Человеческий фактор

– Вариантов, как я понимаю, может быть бесконечное множество, – задумчиво проговорил Епихин.

– Конечно, Валентин Евгеньевич, конечно! Заметьте, в своем выступлении я охватил только самые невинные случаи... А передел имущества с помощью наемных убийц! Это же на каждом шагу! Да возьмите того же Долгова Николая Петровича! За что хлопнули мужика? За то, что директор. А это, как я догадываюсь, не всем нравилось. Тут человеческий фактор проявил себя во всей своей сокрушительной мощи. Возникает вопрос, – Костя опять поднял вверх свой указательный палец, устремив его в покатую крышу ангара.

– Говори уже – какой вопрос возникает в твоей умной голове! – не выдержал паузы Епихин.

– Вопрос старый, традиционный, но неглупый... кому выгодно?

– И кому же выгодно?

– Это станет ясно чуть попозже. Думаю, долго ждать не придется. Мы все очень скоро узнаем ответ.

– И как же мы узнаем? – Епихин не мог остановиться, хотя каждое слово давалось ему с трудом.

– Очень просто! – воскликнул Костя, на этот раз воздев обе руки кверху. – Мы все увидим, кто же получит эту выгоду, из-за которой сложил голову доблестный создатель нашего предприятия.

– Его обязанности исполняет Катя, – попытался Епихин направить мысль Кости в ложном направлении.

– Не-е-ет! – Костя поводил указательным пальцем из стороны в сторону. – Катя – пострадавшая сторона. Не нужна ей роль директорши. Эта фабрика и без того была у нее в кармане. Семейное предприятие.

– Может быть, у нее есть претендент на роль директора? – не унимался Епихин.

На этот раз Костя не стал торопиться с ответом. Он склонил голову к плечу и задумался. И, видимо, мысли, которые на этот раз пришли ему в голову, не подлежали оглашению. Он с бесконечным удивлением посмотрел на Епихина и стыдливо опустил глаза, как это бывает с людьми, у которых в эту самую секунду мелькнула мысль совершенно безнравственная. Епихин понял его молчание и вопрос свой повторять не стал.

Побоялся.

Вдруг Костя скажет нечто такое, после чего пути назад уже не будет. Пусть уж лучше повиснет в воздухе нечто недосказанное, непроговоренное, невнятное.

Дорога на Калугу оказалась неожиданно легкой. Ни у Кати, ни у Епихина не было на душе тягостности, которая могла возникнуть, учитывая цель их поездки. На могилу, в конце концов, ехали близкого человека помянуть, поклониться в последний раз.

Катя была в черном свитере, к которому Епихин уже начал привыкать. Сам он тоже оделся поскромнее, в шкафу у Жанны нашел черную рубашку, которую не надевал, наверно, уже больше года. Вот и сгодилась рубашка, вот и дождалась своего часа.

Искоса поглядывая на Катю, Епихин не мог не отметить и ее профиль, и короткие каштановые волосы, посверкивающие на солнце, видел молодой подбородок и высокую шею, которую не мог скрыть воротник свитера, но понимал – это не тема для сегодняшнего разговора.

А вот о свитере он не прочь был поговорить, и медленно, но неуклонно подбирался, приноравливался, с какой бы стороны зайти, чтобы невзначай спросить хоть что-нибудь о нем, о фотографии на Катином столе в ангаре. Для себя решил, что лучше о вчерашнем своем потрясении не думать. Глупость все это и недоразумение – так решил. Впрочем, не он, это природа решает, природа избавляет нас от непосильных впечатлений, непереносимых потрясений, от вещей, которые мы не можем понять и объяснить. Природа попросту стирает их в нашей памяти, как ненужные, вредные, убийственные.

Именно это и произошло с Епихиным. Он почти не помнил своего вчерашнего потрясения, когда на фотографии увидел живого, веселого Долгова, а в верхнем уголке снимка прочитал дату...

И вот сейчас он ехал на кладбище к Долгову. И не видел в этом ничего столь уж безнравственного – с молодой вдовой Катей решил навестить могилу любимого начальника.

И все.

И все, ребята.

И отвалите со всеми вашими рассуждениями о совести, порядочности... Отвалите! Когда-нибудь в будущем, на каких– нибудь теплых островах, если мы с вами там случайно встретимся – молодые, загорелые, состоятельные и состоявшиеся... Мы обо всем этом поговорим между пятым и седьмым бокалом мартини.

Вот так, ребята, вот так!

И отвалите!

Когда придумают компьютер, который будет на экране словами передавать состояние души человека, сидящего перед ним... То он, этот компьютер, ждать которого осталось не так уж долго, примерно вот эти слова епихинской души и выдаст вам, стоящим у него за спиной невидимо и неслышимо.

А пока – отвалите.

Погода была солнечная, немного ветреная, в воздухе уже носились желтые березовые листья, какие-то изысканно маленькие, дорога была свободная, машин оказалось совсем немного, впрочем, на калужской трассе никогда не бывает слишком много машин, не столь велик город, да и промышленность в Калуге осталась почти деревенской. Ни металлургических гигантов, ни горно-обогатительных комбинатов, ни машиностроительных монстров...

– Вам идет этот свитер, Катя, – наконец произнес Епихин.

– Мы уже на вы?

– Извини, – смутился Епихин. – Не решился после печальных событий...

– Решайся.

– А знаешь, Катя, тебе идет этот свитер, – повторил Епихин с учетом критических замечаний.

– Я знаю... Траур молодит. Люди выглядят строже и даже как-то... Значительность появляется в их печальном облике. Веселых икон не бывает.

– Извини, я не это хотел сказать...

– Да ладно тебе дурака валять... А что касается свитера... При жизни Николая я никогда не надевала черное... Теперь вижу, что напрасно.

– Да, раньше я не видел на тебе этого свитера, – вел свою линию Епихин. Будь он в более спокойном состоянии, мог бы обратить внимание на то, как охотно Катя подхватывает все темы, которые он подбрасывает.

– А у меня его и не было, – Катя неотрывно смотрела на дорогу, и ветерок в приоткрытое окно машины перебирал ее волосы. Невольно, может быть, сама того не замечая, она поднимала голову, подставляя лицо под прохладный поток воздуха. В другое время Епихин залюбовался бы ею, как это с ним случалось не один раз, но не сегодня.

– Видишь, и обновки бывают печальными, – обронил он, стараясь удержать Катю на теме свитера. Не все еще он выяснил, не до конца, не с полной достоверностью.

– Я вначале подумала, что он будет маловат, но оказалось, что за несколько дней из меня испарилось не меньше пяти килограммов... И, как видишь, впору пришелся.

Некоторое время ехали молча, Катя, откинув голову, закрыла глаза и, казалось, даже задремала, но по вздрагивающим векам Епихин видел, что он не спит, просто прикрыла глаза, чтобы не слепило встречное солнце.

– Опустить козырек? – спросил Епихин.

– Не надо... Пусть будет солнце... Знаешь, после всех этих событий я стала ценить солнце. Пока оно еще доступно, его надо видеть... Как можно чаще.