Виктор Пронин - Брызги шампанского

– Где расплата? – спросил Мандрыка.

– Здесь. И еще одно... Мне бы не хотелось расплачиваться со всеми. Платить буду одному.

– Мне, – сказал Мандрыка до того, как кто-то успел сообразить, что к чему. – Я бухгалтер и кассир.

– Да, мы будем вдвоем, – кивнул Выговский, застолбив и свое участие в этом щекотливом деле.

– Пусть так, – согласился Гущин, тоже пожелавший познакомиться с Фавазом. – Порт на мне, и я готов обещать вам отгрузку качественную и быструю. Но мне нужен аванс – задействованы многие люди.

– Нет, – Фаваз покачал головой. – Извините. Никаких авансов. Потом, немножко позже, когда мы с вами отправим три или пять судов и будем больше доверять друг другу... Можно поговорить об авансе.

– Кроме стоимости леса, есть еще стоимость оформления документов, – сказал Гущин.

– Извините – это ваши проблемы. И доставка по железной дороге – тоже ваши проблемы. И заготовка леса...

– А в чем ваши проблемы? – не выдержал Мандрыка этого перечисления.

– Арендовать судно, доставить товар по месту назначения, продать его там, получить деньги и рассчитаться с вами.

– Подписываем договор? – спросил Выговский.

– Зачем? – удивился Фаваз.

– Чтобы в будущем мы могли разговаривать друг с другом... Без капризов.

Разговор продолжался, каждая сторона опасалась оказаться в дураках, оказаться кинутой и обманутой. У Фаваза опыт был гораздо больший в торговых делах, поэтому все не один раз возвращались к одному и тому же, пытаясь подстраховаться. Фаваз улыбался с молчаливой затаенностью. Он сразу понял, что его гости – люди новые в торговле и в бизнесе, что они неопытные. Ему с ними было легко, на все их наивные вопросы он отвечал полно и убедительно. Фаваз даже сам подсказывал вопросы, которые еще не успели созреть у Выговского или Мандрыки, они радостно хватались за подсказку, а он тут же терпеливо отвечал, как отвечают родители детям на первые их вопросы о жизни.

Гущин в разговор почти не вмешивался, лишь внимательно наблюдал за Фавазом. И он, прожженный и отпетый, прошедший школу в самое сложное время, понял – Фаваз жулик. И осознав это, сразу успокоился – с жуликом легче иметь дело. Куда сложнее работать с серьезной фирмой, которая каждый свой шаг сверяет с собственным юристом и не отступает от подписанного договора ни на единый пункт.

А жулик...

Пусть будет жулик.

– Может, кофе? – предложил Фаваз.

– Охотно, – быстро сказал Гущин.

Собственно, во время этой встречи Фаваз не совершил ни единой ошибки, кроме этого вот предложения выпить кофе. Да, собственно, это и не было ошибкой, ошибкой его гостеприимство стало через год или через два, когда вдруг отношения между соратниками обострились и понадобились дополнительные сведения. А они, эти дополнительные сведения, неожиданно, как бы сами собой, всплыли в разговоре Валентины и Здора.

Все произошло очень мило. Валентина в черных арабских одеяниях европейского, между прочим, покроя и Здор с новыми зубами и в костюме от Версаче быстро нашли общий язык, и разговор между ними, легкий и непосредственный, произошел именно в те несколько минут, пока Валентина включала чайник, кипятила воду, разливала ее в чашки и вскрывала банку с кофе.

– Вы, простите, жена Фаваза? – спросил Здор с такой изысканной галантностью, с которой он мог бы, наверно, обратиться к самой Шарон Стоун. А ведь обратится, а ведь произойдет, случится и состоится. Все у ребят состоится, просто ошарашивающе все.

– Да, мы поженились с ним года четыре назад. В Запорожье.

– В Запорожье?! – не то ужаснулся, не то восхитился Здор и, упав в кресло, закинул ногу за ногу – новый костюм очень выгодно подчеркивал достоинства его тощеватой фигуры.

– Да, Фаваз учился в машиностроительном институте, а я там же работала на кафедре геодезии.

– Кем? – на этот раз в голосе Здора было только восхищение.

– Лаборанткой, – простодушно, с легкой запорожской вульгаринкой ответила Валентина.

– Но ведь надо разбираться во всех этих кошмарных приборах? – продолжал куражиться Здор, даже не подозревая, что в эти минуты он получает самую важную информацию, которую только можно было получить о Фавазе.

– Не такие уж они и сложные, – махнула Валентина полноватой, но все еще прекрасной рукой. – Было бы желание.

– Так вы родом из Запорожья?

– Почти, – она все с той же милой вульгаринкой передернула плечами – чему, дескать, здесь удивляться. – Но сейчас я больше живу в Ливане, чем на берегах Днепра.

– Так Фаваз из Ливана?

– Да, и братья его, и родители живут в пригороде Бейрута.

– А мне казалось, что он турок... – растерянно пробормотал Здор.

– Какая разница! – рассмеялась Валентина. – Все они одинаковые.

– Ха! – восхитился Здор. – Прекрасно сказано! А ваши родители в Запорожье?

– А где же им быть? Если не в своей деревне, то в Запорожье.

– Как же вы общаетесь с родственниками Фаваза?

– На арабском! – Валентина горделиво вскинула голову. – Я, между прочим, очень неплохо знаю арабский!

– О чем речь? – В дверях стоял встревоженный Фаваз – он не заметил, как Здор уединился с Валентиной. Видимо, не вполне доверяя своей жене, он старался не оставлять ее с молодыми мужчинами в костюмах от Версаче. Но, увидев, что Здор сидит в кресле, а Валентина хлопочет возле столика, разливая кипяток по чашкам, успокоился.

– Хвастаюсь познаниями в арабском языке, – ответила Валентина на все невысказанные вопросы Фаваза.

– А! Ей есть чем похвастать! Она арабский знает лучше, чем я русский.

– Даже так! – вежливо восхитился Здор. – А я в языках туп и бездарен.

– Это только кажется! – рассмеялась Валентина. – Окажись вы в Бейруте на целый год среди чужих... Заговорите! Никуда не денетесь.

– Но ты там была не среди чужих! – тонко заметил Фаваз.

– Конечно! С папой и с мамой я там была!

– С моими папой и мамой, – поправил Фаваз.

– Не надо! – Валентина пренебрежительно махнула рукой.

– Что не надо?

– Не надо нас дурить!

«Ого! – подумал Здор восхищенно. – Да ведь она наш человек!»

И не знал, не догадывался бедолага, какие разборки будут у него с этой Валентиной, и кто знает, чем все кончится, кто знает... Но ничто в нем в этот момент не дрогнуло, ничто не подсказало грядущих потрясений. И Валентина тоже отнеслась к их мимолетному разговору спокойно, с легким, почти неуловимым блудом в смутной улыбке. Похоже, иначе улыбаться она и не могла. И последнюю ее улыбку Здор запомнит такой же – с нетвердым обещанием и явной готовностью к чему угодно.

К чему угодно.

Завертелись, завертелись события. Никто не встал на пути, никто не попытался остановить происходящее. Будто высшие силы сознательно решили помогать до конца с единственной целью узнать, что же из всего этого получится. Ничего хорошего не получилось, хотя путь был ясен и победен.