Валерия Вербинина - Миллион в воздухе

– А Ницца? – спросила Амалия. – Почему Моннере ездил в Ниццу?

– Дело было так. Началось с того, что мсье Адер, по натуре человек крайне внимательный, заметил, что его бумаги лежат не так, как он их оставил. Он осмотрел их, понял, что с них снимали копии, и сразу же вызвал нас. Так как подозреваемых было много, мы поделили их между собой. А Моннере сразу же начал подозревать Малле – и из-за показаний свидетеля, который видел старика возле кабинета, и потому, что тот был чертежником, и еще потому, что все его сбережения растаяли во время Панамского скандала. Моннере стал следить за стариком, тот занервничал и, переходя улицу, попал под колеса. Когда его отвезли в больницу, Моннере явился туда и потребовал его вещи. Там было среди прочего письмо в Ниццу до востребования, написанное так, что можно было подозревать все что угодно, и закладная квитанция на кольцо. Моннере решил, что письмо – шифр, и помчался в Ниццу, никого не предупредив. В поезде на него напал Оберштейн, как вы и говорили. Нам вскоре стало известно, куда Моннере уехал, как и то, что до Ниццы он не добрался, и мы сразу же начали поиски. На насыпи нашли тело, пальто, чемодан, сумку – короче, все вещи. Но квитанцию не нашли… зато там лежала ваша перчатка, госпожа баронесса. Только я ни минуты не верил, что это могли сделать вы.

– Почему? – быстро спросил Кристиан.

– Гм, – сказал Папийон, задумчиво глядя на витражи, – в принципе, вполне допустимо, что госпожа баронесса могла прикончить моего коллегу. Но терять такие важные улики на месте преступления – явно не ее почерк.

Амалия улыбнулась.

– Просто те, кто выбросил тело из поезда, так же поступили и с вещами, которые были в купе, – сказала она. – Оберштейн тщательно продумал инсценировку: труп на диване или на полу, рядом моя перчатка. Не знаю как, но Моннере перед смертью обманул его и указал неверный след. Потом люди, которые избавлялись от тела, не заметили квитанцию, и она упала куда-то – может быть, за диван или за столик. Но ее нашел Луи Норвэн, когда убирал купе, как обычно. Он увидел, что в квитанции указано недорогое украшение, и решил как-нибудь заглянуть в ломбард. Потом его начала интересовать суета вокруг десятого купе, и он зашел в ломбард, когда за ним следили мои друзья.

– Вы говорите – люди, которые избавлялись от тела, – заметил Папийон, который слушал Амалию чрезвычайно внимательно. – Вы уже знаете, кто это?

– Знаю. Но для полноты картины мне необходимо понять, кто был их сообщницей. Кстати, что там с убийством Жоржетты Бриоль? Вы уже арестовали ее друга-фальшивомонетчика?

– Да, Депре мне телеграфировал. Но Руссело категорически отрицает, что убивал ее. И к тому же, похоже, у него алиби. Впрочем, вопрос, действительно ли это алиби или его друзья свидетельствуют в его пользу, чтобы он не угодил на гильотину. Между прочим, Руссело уверяет, что ни за что не стал бы трогать Жоржетту, что она любила только его, а те, с кем она была ради денег, ничего не значили. Он был уверен, что они станут жить вместе, как только он выйдет из тюрьмы, и был удивлен, что она как раз в это время уехала из Парижа. Он поехал за ней в Ниццу, там его и арестовали.

– И последний вопрос, – сказала Амалия. – Кому предназначалось письмо в Ницце?

– Внуку Малле, сыну его дочери, которая умерла. Зять Малле был фокусником, а внук странствовал по Европе с труппой циркачей. Из Барселоны он написал деду, что вскоре вернется во Францию и морем прибудет в Ниццу. Тот хотел ответить ему и написал в Ниццу до востребования. В общем, это была самая обычная история, но нас она здорово запутала. Дело в том, что письмо было адресовано Пиге, а, по нашим данным, Оберштейн как-то пользовался фальшивым паспортом на ту же фамилию. Если бы Моннере не торопился пожать все лавры, если бы расспросил хотя бы жену Малле, то понял бы, что к чему. Но он сделал ошибку, а вслед за ним и мы.

– Господин комиссар! – На пороге возник оборванец с военной выправкой. – О, так я и знал, что вы беседуете с вашей старой знакомой. Чего вы ждете? Мы можем ехать!

– Здравствуйте, полковник, – сказала Амалия. – Вы чудесно выглядите!

Однако полковник Лоран был не лыком шит, что и доказал его ответ.

– Вы тоже, сударыня, – язвительно промолвил он, кланяясь. – Наряд горничной вам совершенно не к лицу! Ваше счастье, что месье Папийон поручился за вас и предложил предоставить вам полную свободу действий, потому что, по его словам, чего не отыщете вы, не найдет никто. Но мы не теряли вас из виду, сударыня, ни на минуту!

– Какой ужасный нищий! – вполголоса сказала Мэй Уолтеру, который рассматривал витражи. – Интересно, о чем он беседует с баронессой Корф?

– Понятия не имею, дорогая, – ответил тот, улыбаясь своей доброй улыбкой. – По правде говоря, я ужасно рад, что все закончилось.

– Я, наверное, подожду тебя снаружи, – сказала Мэй. – Там тепло и солнечно. – Она порылась в сумочке. – Уолтер, у тебя не найдется мелкой монеты?

Амалия и полковник Лоран все еще пререкались. Папийон благоразумно пытался остановить перепалку, но старые противники остались глухи к увещеваниям. Как ни странно, но конец распре положила Мэй, которая величаво проследовала к выходу, по пути вложив монетку в руку полковника.

– Вот, – сказала она. – Это вам от святого Северина, мсье.

После чего удалилась, а полковник Лоран утратил дар речи. Кристиан не выдержал и расхохотался. Папийон отвернулся, пряча в усах улыбку.

– Простите, – сказал он, – нам пора идти. Надо будет разобраться с этим прохвостом и еще найти чертежи Пено, о которых вы упоминали. Но, думаю, вечером я заеду к вам… на правах старого друга.

Он как-то очень галантно поклонился Амалии и бесшумно двинулся к выходу вслед за красным от раздражения полковником.

– Вы жалеете, – заметил Кристиан Амалии.

– О чем?

– Вы же хотели… – он закусил губу, – достать чертежи для своих. Разве нет?

– Еще чего не хватало, – усмехнулась Амалия. – После этого они вообразили бы, что я жить без них не могу, и тогда уж точно не оставили бы меня в покое. Нет, я очень рада, что все получилось именно так. Кому нужен самолет, пусть сам его выдумывает, а не ворует чужие идеи. Хотя… – она сделала паузу и разгладила ладонью складку на юбке, – я не думаю, что у изобретения Адера есть будущее.

– Почему? Вам не нравится мысль о том, что человек может летать?

– Нет, – рассеянно ответила Амалия, – дело вовсе не в этом. Просто, мне кажется, месье Адер неудачно выбрал образец для своей машины. Трудно вообразить более противное животное, чем летучая мышь. Да, да, и не надо улыбаться.

Она увидела, что Уолтер закончил осмотр витражей, и поднялась с места.

– Будущее покажет, правы вы или нет, – сказал Кристиан. – В конце концов, даже Наполеон не признавал паровых машин.