Наталья Борохова - Адвокат амазонки

«Получив «благословение» поклонника Песецкой, я приступил к выполнению порученной мне миссии. Откровенно говоря, мне было на него наплевать. Павлин дал мне повод без помех видеться с Вероникой, но как она воспримет вторжение в ее личное пространство? Случай представился мне уже на следующий день.

Проходя по коридору, я увидел, что дверь в платную палату приоткрыта и там кто-то есть. Незваной гостьей, как я и ожидал, оказалась представительница компании «Орто», офис которой находился в здании больницы на первом этаже. Они предлагали людям, перенесшим операции, свою помощь в подборе и приобретении разного рода средств: от бандажей и эластичных бинтов до костылей и инвалидных колясок. Сейчас Веронику посетила одна из самых настойчивых распространительниц продукции компании. Ее резкий голос был слышен даже в коридоре.

– ...Я вам предлагаю отличный компрессионный рукав. Он защитит вашу ручку от травм и перенапряжения.

– Благодарю вас, – слышался спокойный голос Вероники, больше похожий на шелест листвы. – Моя работа не связана с физическими нагрузками. Я – актриса.

– Так вы, наверно, не знаете, зачем вам нужен компрессионный рукав! – обрадовалась женщина. – Я все сейчас объясню, деточка. При ампутации молочной железы, вот как у вас (как же вам все-таки не повезло!), удаляются подмышечные лимфатические узлы, отчего нарушается лимфоток. Появляется угроза лимфостаза – отека руки. Иногда это приводит к слоновости. Вы не сможете даже что-нибудь поднять, а удержать тем более. В то время как наш рукав...

– Довольно! – оборвала ее Вероника. – Я не хочу сейчас об этом слышать. Мне только вчера сделали операцию.

– Уже пора об этом подумать! – не унималась посетительница. – У нас есть отечественные образцы, причем с хорошей скидкой. Но вы – актриса и, должно быть, любите импорт? Шестьдесят пять долларов, и рукав ваш!

– Замолчите, бога ради! – попросила Вероника. – Если мне что-то потребуется, я просто позвоню или приду к вам в офис лично. Оставьте свою карточку.

– Ну зачем ходить? Это мы приходим к вам, разве это не удобно? У нас есть отличные протезы грудной железы, силиконовые в полиуретановой оболочке по доступной цене. Вот вам какой размер нужен?

– Зачем вы сюда пришли? Я вас не просила об этом.

– Милая моя, но заведующий отделением передал мне свою просьбу лично. Он лучше знает, что нужно женщине в вашем положении...

Я понял, что мне срочно нужно спасать Веронику, пока настырная представительница фирмы «Орто» не довела ее до нервного срыва. Не мешкая ни минуты, я решительно направился в палату.

– Довольно, – сказал я, отстраняя женщину к двери. – Вы выбрали не самое подходящее время. Если будет нужно, вас позовут.

– Но позвольте! – сопротивлялась она. – Пациент имеет право знать о том, какие средства могут облегчить ему жизнь.

– Пациент имеет право на покой. Ступайте к себе. Вы переходите все допустимые границы.

Но женщина не собиралась так просто сдаваться. Конечно, она не могла мериться со мной силой, но ее голова с чрезвычайно болтливым языком то выглядывала через мое плечо, то появлялась едва ли не в районе подмышки.

– Протезы на липкой ленте... – выкрикивала она. – Вот что вам нужно! В них можно даже мыться. Липучка рассчитана на три дня... Безобразие! Я буду жаловаться заведующему. – Это уже относилось ко мне.

Растеряв остатки джентльменства, я просто выставил ее в коридор.

– Подите вы к черту со своими протезами! – сказал я и закрыл перед ее носом дверь на ключ. Потом повернулся к Веронике. – Простите, они бывают слишком назойливыми, – пробормотал я, подпирая дверь спиной.

– Спасибо, – она попыталась слабо улыбнуться.

– Можно я тут у вас немного посижу? – спросил я. – Боюсь, что, если я сейчас выйду, посланница фирмы «Орто» опять возьмет вас в оборот.

– Сидите, – разрешила она, правда, без особого энтузиазма.

Я сел на стул возле окна и сложил руки на коленях, как это делают прилежные ученики. Кто знает, почему в ее присутствии я чувствовал себя мальчишкой? Скорее всего, я им и был, робким, застенчивым ребенком, краснеющим каждый раз, как только взрослая красивая тетя обратит на него взгляд своих выразительных глаз и что-то спросит ради приличия.

– Как ваше самочувствие? – задал я не самый оригинальный вопрос.

– Тс-с! – прошептала она. – Больше ни слова. Вы можете сидеть здесь, сколько захотите, но прошу вас: давайте будем просто молчать.

Она прикрыла глаза, а я кивнул в знак согласия. В палате стало тихо. Через приоткрытое окно к нам вторгался лишь шум близкой автомагистрали да дурманящий запах сирени за окном. Молчать с Вероникой было несложно. Она лежала на кровати, и я только по тому, как подрагивали ее веки, понимал, что она не спит. С ее лица ушли те краски, которые я видел в первый день, и теперь она казалась бледней, но, на мой взгляд, прекрасней, чем тогда, когда она пришла к нам в отделение с охапкой желтых роз в руках. Черты ее лица смягчились, стали тоньше, прозрачнее. Ей нельзя сейчас было дать больше тридцати лет. Да что там! Она казалась мне сейчас моей ровесницей (а к тому времени я уже успел ознакомиться с историей ее болезни и знал, что она старше). Красивые руки, сложенные на одеяле, сейчас выглядели восковыми, но это только придавало ей большее сходство с греческой статуей.

Я взял со стола блокнот и ручку и быстрыми штрихами начал наносить на бумагу черты ее лица: обозначил овал, полукружья глаз, мягкую линию рта, красивую стройную шею. Стараясь удержать момент, я работал быстро, радуясь тому, что моя модель неподвижна. Мне очень хотелось распустить по плечам ее густые каштановые волосы, но я подавил в себе эту фантазию, тем более Вероника носила короткую стрижку. Она ей, конечно же, шла, замечательно открывала шею и небольшие, аккуратные уши, но мне хотелось показать актрису в романтическом образе. Я закинул ей руки за голову, а грудь убрал цветами. Получилось что-то вроде пастушки, отдыхающей в роще олив в средиземноморский полдень. Едва я успел прорисовать последнюю тень моего воображаемого дерева, Вероника открыла глаза.

– Что получилось? – спросила она так, словно в течение последнего часа нарочно позировала мне. Я протянул ей набросок.

Честное слово, я волновался так, как будто находился на экзамене в школе искусств. Мой экзаменатор рассматривала рисунок внимательно, и по сосредоточенному выражению ее лица нельзя было понять, нравится он ей или же нет. Наконец она обессилела и положила блокнот рядом с собой, взор же, напротив, обратила ко мне.

– Вы нашли забавное решение, – проговорила она.

Я улыбнулся, не зная еще, к чему она клонит.

– Ах, это образ пастушки... – начал я.