Марио Пьюзо - Сицилиец

Но Пишотта все еще не был убежден.

— Мы выполним за них всю черную работу, — сказал он. — А потом будем, точно нищие, выклянчивать у них прощение. Я никому из них не верю — они разговаривают с нами так, будто мы глупее девчонки, которой можно пообещать все сокровища мира, только бы уложить в постель. Я считаю, мы должны драться за себя и то, что мы добываем, оставлять себе, а не раздавать беднякам. Мы же давно могли бы разбогатеть и жить как короли в Америке или Бразилии. Вот как надо поступать, тогда можно и не считаться с этими pezzonovante.

Гильяно решил раскрыть ему карты.

— Аспану, — сказал он, — ставку мы должны делать на христианских демократов и на дона Кроче. А если мы добьемся чего надо и получим прощение, народ Сицилии уж конечно захочет, чтобы правили им мы. Так что мы выиграем по всем статьям.

Гильяно помолчал и с улыбкой посмотрел на Пишотту.

— Если же они нас надуют, ни я, ни ты не упадем в обморок от удивления. Ну что мы потеряем? В любом случае нам все равно надо сражаться с коммунистами — это наши враги… А теперь выслушай меня внимательно. Мы с тобой думаем одинаково. Вот побьем коммунистов, тогда и возьмемся за «Друзей» и за дона Кроче — это будет наша последняя схватка.

Пишотта передернул плечами.

— Мы делаем ошибку, — сказал он.

Гильяно хоть и продолжал улыбаться, но задумался. Он знал, что Пишотте нравится жить вне закона. Это соответствует его характеру, и, хотя он смекалист и хитер, у него нет дара предвидения. Не может он совершить прыжок в будущее и понять, какая участь неизбежно ждет их, если они останутся вне закона.

Поздно вечером Аспану Пишотта сел на выступе скалы и решил выкурить сигарету. Однако резкая боль в груди почти тотчас заставила его потушить ее, что он и сделал, а окурок положил в карман. Он понимал, что у него разыгрывается туберкулез, но понимал и то, что если он несколько недель пробудет в горах, то, безусловно, почувствует себя лучше. Тем не менее, он не мог успокоиться: его сверлила мысль, что он не все рассказал Гильяно.

Во время поездки к министру Трецце и кардиналу дон Кроче все время был с ним. Каждый вечер они вместе ужинали, и дон рассуждал о будущем Сицилии, о наступающих тревожных временах. Пишотта не сразу понял, что дон обхаживает его, пытается перетянуть в какой-то мере на сторону «Друзей» и исподволь намекает, что для Пишотты, как и для Сицилии, будущее может сложиться благоприятнее с доном, чем с Гильяно. Пишотта и виду не подал, что понял, куда дон клонит. Однако у него возникли подозрения относительно добропорядочности Кроче. Раньше он никого не боялся, кроме, пожалуй, Тури Гильяно. Но дон Кроче, который всю жизнь стремится добиться «уважения» — визитной карточки шефа мафии, — вызывал у него страх. Сейчас он понял, что опасается, как бы дон не перехитрил их и не предал, а тогда они довольно скоро будут лежать на земле ничком.

Выборы в сицилийское законодательное собрание в апреле 1948 года окончились катастрофой для христианских демократов. «Блок народного фронта», куда входили коммунисты и социалисты, набрал 600.000 голосов, в то время как христианские демократы всего 330.000. Остальные 500.000 голосов распределились между монархистами и мелкими партиями. Рим был в панике. Необходимо было что-то предпринять, иначе Сицилия, эта самая отсталая часть страны, на предстоящих общенациональных выборах будет сильно способствовать превращению Италии в социалистическое государство.

Все месяцы, предшествовавшие выборам, Гильяно выполнял условия своего соглашения с Римом. Он срывал лозунги оппозиционных партий, устраивал налеты на штаб-квартиры левых групп, разгонял их митинги в Корлеоне, Монтелепре, Кастелламмаре, Партинико, Пьяни-деи-Гречи, Сан-Джузеппе-Ято, а также в Монреале. Люди из его отряда повсюду развешивали плакаты, где большими черными буквами было написано «смерть коммунистам»; кроме того, они спалили несколько клубов, созданных рабочими-социалистами. Но всю эту кампанию Гильяно начал слишком поздно, и она уже не могла повлиять на исход местных выборов, идти же на самую страшную меру — убийство — он не желал. Между доном Кроче, министром Треццой, кардиналом Палермским и Тури Гильяно шла непрерывная переписка. В адрес Гильяно сыпались упреки. Он-де действует недостаточно круто, так им не удастся к началу общенациональных выборов переломить ход событий. Все эти письма Гильяно сохранил для своего завещания.

Необходим был мощный удар, и план такой операции родился в изощренном мозгу дона Кроче. Стефан Андолини привез этот план Гильяно.

Левые настроения преобладали в двух самых неспокойных городках Сицилии: Пьяни-деи-Гречи и Сан-Джузеппе-Ято. Вот уже много лет здесь праздновали Первое мая — даже при Муссолини. Дело в том, что на первое мая приходится день святой Розалии, так что праздник оказывался сугубо религиозным, а это фашистскими властями не запрещалось. Но теперь люди смело шли под красными флагами в первомайских колоннах и без страха произносили пламенные речи. Через неделю должна была состояться самая крупная в истории Сицилии демонстрация. Два города по традиции объединятся, и посланцы со всей Сицилии приедут вместе с семьями, чтобы отметить одержанную победу. Сенатор-коммунист Ло Каузи, известный пламенный оратор, выступит с программной речью. Левые партии собирались официально отпраздновать свой поразительный успех на выборах.

План дона Кроче состоял в том, чтобы отряд Гильяно внезапно напал на демонстрантов и разогнал их. Люди Гильяно расставят пулеметы и откроют огонь поверх толпы — она разбежится. Это будем первый шаг в кампании по запугиванию, нечто вроде отеческого предупреждения, этакий указующий, предостерегающий жест. А сенатору-коммунисту Ло Каузи полезно будет узнать, что место в парламенте еще не гарантирует неприкосновенности личности и вовсе не означает, что Сицилия — его вотчина. Гильяно одобрил план и отдал приказ своим командирам — Пишотте, Терранове, Пассатемпо, Сильвестро и Стефану Андолини — подготовить и провести эту операцию.

Последние три года празднование происходило на огромной горной поляне между Пьяни-деи-Гречи и Сан-Джузеппе-Ято, зажатой с двух сторон вершинами-близнецами — горой Пиццута и горой Кумета. Жители обоих поселков добирались туда по крутым извилистым дорогам, которые сходились чуть ли не на самом верху; встретившись, те и другие сливались в единую процессию. Миновав узкий проход, они оказывались на поляне, располагались здесь группами, и начиналось веселье. Проход этот носил название Портелла-делла-Джинестра.

Пьяни-деи-Гречи и Сан-Джузеппе-Ято были бедными поселками, где люди жили в старых домах и занимались допотопным сельским хозяйством. Здесь чтили древние законы чести: женщины могли сидеть на крыльце только в профиль, дабы не испортить свою репутацию. Но в этих городках жили самые большие бунтари на всей Сицилии.